Командир полка помолчал минуту и, ничего не сказав, ушел. Вскоре красноармеец Гвоздь и политрук были вызваны к Хлебникову. Я с нетерпением ждал их возвращения, чувствуя, что разговор идет обо мне. Хлебников был коммунист, хорошо знал жизнь. Он понимал, как тяжело моей матери, простой мойщице посуды, содержать семью из четырех человек. Это и определило мою судьбу. Я стал воспитанником полка.
Бойцы разведвзвода, особенно красноармеец Гвоздь, относились ко мне тепло и задушевно. Они подогнали мне обмундирование, помогли изучить воинские порядки, а затем и оружие. Я старался все делать, как требуется, подражал командиру полка, всегда бодрому, подтянутому, требовательному и справедливому. Я учился у моих друзей-красноармейцев честности, точности, любовному отношению к воинским обязанностям. Под влиянием этих простых людей постепенно формировался и мой характер. Осуществилась моя мальчишеская мечта: быть сильным, иметь оружие, чтобы никто никогда не смог безнаказанно войти в мой дом, в дом соседей. Я начинал понимать, что соседями являются все честные люди моей родной страны. Вскоре я уже знал не только винтовку, но и пулеметы «Кольт» и «Льюис», довольно метко стрелял, хорошо управлял своей небольшой смирной лошадкой. Правда, к учебной рубке лозы, сколько я ни просил, меня не допускали. Друзья подшучивали:
- Тебя пусти на рубку, а ты вместо лозы коню уши обрубишь. А конь без ушей, что корабль без мачт.
Твердый и размеренный порядок воинской жизни, дружный коллектив разведвзвода оказали на меня самое благотворное влияние. Я научился подчинять свои желания интересам общего дела. Три года пребывания в полку превратили щуплого малорослого уличного мальчишку, каким я был раньше, в крепкого паренька.
Во время занятий и особенно во время поездок [8] к морю мы нередко наблюдали за полетами учебных самолетов Одесской школы летчиков. Я и мои друзья восхищенно провожали взглядом крылатые машины. Мы искренне думали тогда, что управлять самолетами могут только особые люди, и мечтали лишь о том, чтобы хоть разок поближе посмотреть на чудесную машину.
Но обстоятельства сложились так, что мне пришлось уйти из полка. На борьбу с басмачами и кулацкими бандами уехали мои друзья-разведчики. Меня перевели в музыкантскую команду, к которой никогда не лежала моя душа. На занятия я ходил без всякого интереса. К тому же и мать в этот период начала прихварывать. Надо было все чаще отпрашиваться на увольнение - помогать дома.
Как раз в это время я встретил своего старого приятеля Федю Косого, с которым в детстве часто проводил вместе целые дни. Он выглядел просто молодцом.
- Ты где? - спросил я его.
- На заводе, слесарем, помогаю паровозы ремонтировать. А ты что делаешь?
- В трубу дую.
- Нашел занятие! Приходи к нам на завод.
- Приду, обязательно приду!
Решение уйти из музыкантской команды, постепенно зревшее после отъезда друзей-разведчиков, оформилось окончательно. В тот же день пришел к командиру и честно ему рассказал о встрече со старым товарищем, о том, что служба в музыкантской команде мне не по душе, что семья уже имеет право на бульшую мою помощь.
Командир хорошо знал положение в городе, трудности, с которыми связано поступление на работу, - ведь тогда только началось восстановление разрушенного войной народного хозяйства и многие не имели работы. Но и на этот раз ко мне подошли чутко и внимательно. Было написано письмо в военкомат, военкомат «нажал» на биржу труда и помог поступить на завод.
Попал я в паровозоремонтный цех, в одну из лучших [9] бригад. Ее возглавлял старый большевик Ефрем Корнеевич Дробин. Его школу я с благодарностью вспоминаю до сих пор. Он был для меня примером во всем. В его мозолистых руках спорилась любая работа. Он мог с первого взгляда определить, как ученик выполняет порученное дело. Умел по-отцовски помочь в трудную минуту, вовремя удержать от ошибки и прямо, не скрывая ничего, осудить неблаговидный поступок. Его простые беседы о партии, о комсомоле, о рабочей чести, о событиях в стране и за рубежом расширяли наш кругозор, способствовали формированию коммунистического сознания. Под его влиянием я вступил в комсомол. Дробин первым дал мне в 1929 году рекомендацию в партию. Принимали меня в кандидаты прямо в паровозном цехе.
К слову сказать, комсомольцы завода работали очень активно, как говорится, с огоньком. Нас, молодых парней, сразу пригласили участвовать в массовках и субботниках, втянули в различные кружки. Постепенно мы становились все ближе к комсомолу, получали серьезные поручения. Вечерами, после работы, многие из нас шли в школу, чтобы закончить «курс наук» - семилетку.
В те годы комсомольцы завода выезжали в деревни на ремонт сельскохозяйственных машин, на уборку и заготовку хлеба, участвовали в организации колхозов и ликвидации кулачества. Кулачье огрызалось, прибегало к оружию. Мы учились предупреждать их удары, изолировать наиболее опасных. Выполняя под руководством коммунистов эти поручения, мы, молодые рабочие, проходили практическую школу политической борьбы.