Велесова ночь

Дорогомилов, безмолвно поклонившись, развернулся и исчез. В который раз Анна порадовалась тому, что приставил Курицын к ней такого надежного и расторопного помощника. Она уже привыкла к помощи пристава. Конечно, одной из задач Дорогомилова было следить и за ней, Анной. Но в данный момент ее это нисколько не смущало, а было очень даже кстати. Во всяком случае, ни о собственной безопасности, ни о сохранности своей верной Василисы она могла не беспокоиться. И днем, и ночью две, а то и три тени неотступно следовали за ними. Через некоторое время Дорогомилов вернулся за Анной. Не говоря ни слова и без особой радости она последовала за ним в пыточную Большого приказа.

Сумрачный свет еле пробивался сквозь крошечные оконца мрачного полуподвального помещения. Много слухов ходило про дворцовые подвалы, но никто их толком не видывал, только иногда доносились из темного чрева крики и стоны приведенных на вопрос. Конечно, подвалам Большого приказа было далеко до инквизиторских, но пыточное искусство потихоньку стало проникать и в Московскую Русь, и признания под пытками стали считаться почти равными чистосердечным. Анне всегда становилось не по себе, когда ей приходилось бывать в этих кошмарных местах. Никак не могла привыкнуть, вот и сейчас тело стало бить немилосерной дрожью, словно опасность угрожала ей самой. Неимоверным усилием воли остановила поднимавшуюся в душе панику и сосредоточилась на сидящем перед ней человеком. По несколько растрепанному виду Мельникова было заметно, что пришел он сюда не по своей воле и уговаривать пришлось его долго. Правый глаз затек, верхняя губа была разорвана и руки немилосердно скручены за спиной. Но самое удивительное, что при всем при этом он был спокоен. Ни один мускул на лице подъячего не дрогнул при виде верховной боярыни. Даже его приветствие было издевательским.

– Чем обязан такой чести, боярыня?

– Вы сами прекрасно знаете и избавьте меня от вашей иронии. Мне, поверьте, никакого удовольствия ни вас видеть, ни делать, что я обязана, не доставляет! Разговор у нас не будет долгим, Иван, – пообещала Анна.

Он усмехнулся в ответ. Его самообладанию можно было только удивиться. Сидящий перед ней человек знал, что на допрос в Кремль привели его под охраной не зря и что, скорее всего, дела его плохи, но держался по-прежнему самоуверенно и хладнокровно.

– Давно я себе вопросы о вас стала задавать, Иван. И никак на них ответить не могла. Вот, например, вы – человек семи пядей во лбу, Лыков без вас как без рук, да только никакой личной выгоды ни в чем не ищете, живете скромно, в дьяки не метите, не высовываетесь, не так ли?

Мельников молчал.

– Не хотите отвечать? На этот раз мне про горшок и овощи не рассказываете?! Кстати, думаю, не зря многие ваши выражения напоминают латинские. Не часто мне приходилось видеть московских подъячих, которым известна латынь.

– Я говорил на латыни?! Вы уверены? – не без сарказма спросил подъячий.

– Не пытайтесь меня поймать на слове, но латынь вы знаете, в этом я уверена, и к католической вере имеете прямое отношение, но об этом позже…

Мужчина снова замолчал, а Анна после небольшой фразы продолжила.

– Вот я и задала себе вопрос, правда ли, что Иван Мельников – скромный человек, довольствующийся малым и пекущийся исключительно о благополучии собственного начальника? Весьма похвально и очень по-христиански! Правда, потом я все-таки была вынуждена задать себе вопрос: раз Иван Мельников такой добрый и самоотверженный, почему тогда с московских купцов три шкуры дерет, а новгородским и псковским благоволит, хотя в конце концов в ваших бумагах значится, что вы из Пскова. Наверное, землякам благоволите, хотя новгородцы тут совсем ни при чем. Тут про комнату, которую на постоялом дворе снимаете, узнала. И Варвара в этой комнатке бывала. Человек вы холостой, зачем вам комнатка? От жены скрываться не надо, если полюбовницу захотели к себе привести. Видите, сколько вопросов, маленьких, конечно, ничтожных, но все-таки непонятных! Может ответите, удовлетворите мое любопытство?

Мельников угрюмо молчал, Дорогомилов застыл каменным изваянием в углу, из низких оконец доносился гомон толпы, скрежет телег, ржание лошадей.

– Не хотите, Иван, тогда придется мне речь держать. Вы мне сказали, что комнатка была вам нужна, чтобы мзду с купцов снимать. Конечно, вы ничем не рисковали, Лыков подтвердил бы ваши свидания с купцами, хоть и не дело это – с купцов плату снимать, да только никто бы вас не осудил. Если всех, у кого рыльце в пушку, к суду привлекать, все чиновное сословие перевести можно! Только комнатка эта была не только и не столько для купцов, а служила она, чтобы гостей разных встречать и от любопытных глаз ваши встречи прятать. Зачем вам лишние свидетели? А так никто толком не знает, кто во двор входит, кто выходит, народу много, за всеми не уследишь, а хозяину завсегда заплатить можно. А другого никого постоянного нет, а из поденщиков если кто-то на кого-то наткнется, то не всегда нужный вопрос себе задаст.