Тогда, в спальне, Юджиния прижалась щекой к плечу свекрови, вдыхая запах роз: «Я к императору поеду, после свидания, буду молить его, пусть разрешит мне за Петей последовать. Так жаль, тетя Тео, так жаль, что только вас к Пете пустят, я бы так хотела его увидеть…»
Дверь заскрипела, мать, — в утреннем, светлом платье, села по другую сторону от нее. Марта твердо велела: «Слушай».
Свекровь и мать говорили. Юджиния, зардевшись, пробормотала: «За ними следят, как же это…, И мне никто свидания не давал, не позволят…»
— Твой свекор, — мать взяла ее руку, — к генералу Сукину ездил, они вместе сражались. Комендант сказал — закроет на это глаза. У вас полчаса будет, наедине. Только кандалы с него не снимут, — мать вздохнула, — не положено. Сначала он с родителями и сыном увидится, а потом с тобой. В глазок смотреть не будут, — мать, внезапно, улыбнулась. «Насчет Джоанны ему скажи. Может, и правда, как-то удастся связаться с полковником Пестелем. Того-то вешать будут, — Марта помрачнела. «Потом тебя проводим, и сами уедем. Думаю, Георг к тому времени как раз ноту пришлет».
— Сейчас как раз время, — Юджиния, все еще краснела. «Господи, если получится, то дитя в конце зимы родится. Дядя Теодор рассказывал — там морозы жестокие. Ничего, — ласково подумала она, — справлюсь. Нас оттуда вызволят, обязательно».
Они зашли во двор, в сопровождении жандармов. Сукин, поклонившись дамам, тихо сказал Федору: «Пусть невестка ваша пока у моего дома погуляет, потом, — генерал улыбнулся, — мы ее позовем».
— Папу с мамой сюда не пустили, конечно, — грустно подумала Юджиния, идя через вымощенную булыжником площадь. «Они ведь иностранные подданные». Она обернулась — сын шел к Алексеевскому равелину, держа за руки бабушку и дедушку. Юджиния перекрестила его рыжую голову. «Высокий он какой, — улыбнулась она. «Пять лет, а уже как восьмилетний. Тетя Тео рассказывала, Петя тоже такой был».
Она посмотрела, вдаль и застыла — на зеленой траве кронверка стояла виселица. «Какая она огромная, — Юджиния заставила себя не плакать. «Ее с моста будет видно. Его, конечно, не достроили еще, но все равно — народ придет».
В крепости было тихо, солнечно. Она, завязав потуже ленты черной, траурной шляпы, оправила платье: «Помоги нам, Господи. Не оставляй нас милостью своей. Если Ты моего мужа спас, то дай нам дитя, пожалуйста».
Степа, проходя мимо крохотного садика, — две березки, куст смородины, и чахлая травка, — звонко спросил: «Господин генерал, а папа здесь гуляет? Или нельзя ему?»
Сукин посмотрел на мальчика: «Одно лицо с Петром Федоровичем, конечно. И глаза такие же — голубые, яркие. Будто солнце в них играет».
— Ему нельзя, милый, — ответил комендант, ожидая, пока им откроют дверь, — но вот в Сибири можно будет.
— В Сибири снега много, — вспомнил Степа, — и он долго лежит. Крепости буду строить.
Он сидел на коленях у отца, прижавшись головой к его плечу, и, всхлипывая, устраиваясь удобнее, шептал ему: «Папочка, милый, я так скучал, так скучал…, Но ничего, мы с мамой к тебе приедем».
Тео тоже плакала, гладя сына по щеке: «Ты здесь такую бороду отрастил, милый, как в то время, когда в партизанах был. Не холодно тебе? — она потрогала шерстяное одеяло.
Камера была крохотной — койка с тюфяком и подушкой, маленький стол, грубый табурет и печка, которую топили из коридора. «Сейчас ведь лето, мамочка, — Петя склонил голову и поцеловал смуглую, пахнущую розами руку. «Мамочка, папа, — он помолчал, сдерживая слезы, — вы простите меня, пожалуйста».
Федор прошелся по камере, прихрамывая, и хохотнул: «На три наших с тобой шага, Петька. Ничего, в Сибири просторнее. Там и увидимся, — он подмигнул сыну: «Не сообщали вам, куда вас повезут-то?»
— Завтра ночью, — вздохнул Петя. «Перед гражданской казнью будут оглашать приговор, и отправляемся, прямо отсюда. Сначала, наверное, в Екатеринбург, а потом…, - он не закончил и поднял руки в кандалах: «Так и поедем».
— Не больно тебе, папа? — озабоченно спросил Степушка. Петя улыбнулся: «Я привык, милый. Жалко только, что с вами со всеми теперь не скоро увижусь. Вам император еще не разрешил за мной поехать? — спросил он.
— Твоя жена после казни, — Федор помолчал, — будет просить его о свидании. Разрешит он, мы ведь не за границу собираемся, — он улыбнулся, — а за Байкал. Я смотрю, у тебя и бумага с карандашом есть? — он кивнул на стол. «Передачи запретили, а так бы мы, конечно, тебя побаловали, — он нагнулся и прикоснулся губами к рыжим волосам.
— Они у меня с собой были, — Петя все держал мать за руку. Та, бодро, заметила: «Ничего, Юджиния с багажом поедет, и мы тоже».
— Женечку сюда не пустили, — горько подумал Петя. «И то хорошо, что маме с папой свидание дали. Бедный Рылеев, так семью и не увидит, наверное». Тео забрала внука и тихо сказала сыну на ухо: «Сейчас Юджиния придет. У вас полчаса будет, в глазок смотреть не станут».