Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)

— А в остальном, — майор осматривал солдат, что строились поодаль, на плацу, — тоже у нас неладно, Александр Яковлевич. Сами знаете, как их с Украины привезли, так каждую неделю кто-нибудь в гарнизоне умирает. В Неве тонут, с крыш срываются…, Или вообще, как тем месяцем, на ровном месте, солдат упал и шею сломал. Читали вы…, - он, нерешительно, взглянул на Сукина. «В архиве. Было уже такое. Как раз полсотни лет тому назад, при коменданте Чернышеве. Только непонятно, кто тогда в Алексеевском равелине содержался, ни одной бумаги я не нашел…»

— И не ищите, — посоветовал ему Сукин. «Раз не нашли, значит не надо, чтобы кто-то их находил, майор. Все, — он поворошил костылем остатки виселицы, — возвращайтесь к служебным обязанностям».

— Грехи наши, — недовольно сказал Лилиенанкер и застыл: «Александр Яковлевич, что это?»

— Гроза, что! — пробурчал генерал. Над Невой, с запада, неслись почти черные облака, задул резкий, холодный ветер, где-то вдалеке слышались раскаты грома.

— Грехи, — упрямо повторил майор. Сукин взорвался: «Что за суеверия! Это природное явление, книги почитайте, а не только уставы. Все, вы свободны!»

Лилиенанкер ушел. Генерал, ежась под холодным дождем, побрел обратно к дому. Почти у двери он повернулся, и, перекрестившись, поглядел на шпиль собора: «Грехи. Пусть император сам решает, что с этим делать».

В детской было жарко натоплено. Три девочки, — младшая совсем дитя, — возились на толстом, мягком персидском ковре, что закрывал пол. Мальчик, — светловолосый, высокий, в бархатной курточке и штанишках, оторвавшись от французской книги, спросил: «Маменька, а можно окно открыть? Лето же».

— Так дождь за окном, Alexandre, — вздохнула императрица Александра Федоровна, что сидела за вышиванием, в большом, уютном кресле.

— Хорошо, ненадолго, — она кивнула лакею. Взглянув на детей, женщина попыталась унять дрожь в руках.

С того зимнего дня, когда совсем близко гремели пушки, когда она, подойдя к окну, увидела трупы на льду Невы, у императрицы стали трястись пальцы. Она скрывала это, как и то, что у нее иногда дергалась голова. Свекровь, как-то неодобрительно, сказала:

— Ты, Александрин, слишком чувствительная женщина. Это не Германия, а Россия, пора к ней привыкнуть. Впрочем, — Мария Федоровна усмехнулась, — вы сейчас все такие. Это мы революцию во Франции помним. Упаси нас Господь от ее повторения, — пожилая женщина перекрестилась. «Тебя в Тампль посади, как покойную королеву Марию-Антуанетту, да хранит Господь душу мученицы, ты и умрешь, на следующий день. Те люди, — Мария Федоровна вздохнула, — они не чета, вам были, из железа выкованы».

— Я не хочу быть железной, maman, — резко отозвалась Александра, — я женщина. Я имею право быть слабой.

— В России не имеешь, — отрезала свекровь и больше они об этом не говорили.

Императрица сделала стежок и вдохнула свежий, щекочущий ноздри запах дождя: «И ведь не скажешь Nicolas ничего. Он муж, он имеет право получать свое — сколько хочет, и когда хочет. Адини только год, а я опять беременна, — она, невольно, положила руку на живот. «Я ему, правда, не говорила пока, всего третий месяц…, Господи, опять эти муки, — вздохнула Александра Федоровна. «И maman — истинно, у нее не сердце, а камень. Она десять раз рожала, и считает, что все так должны».

— Мама, — раздался рядом испуганный голос наследника престола, — мамочка, что это?

Александра Федоровна подняла голову и похолодела. Посреди детской висел светящийся, мерцающий шар. Пахло чем-то неприятным, девочки заплакали, подбежав к ней. Женщина, неожиданно спокойно, велела: «Няня, уведите детей. Немедленно».

Адини, что сидела на ковре, возясь с куклой, засмеялась. Сказав: «Огонь!», протянув ручку, девочка коснулась шара. Александра Федоровна и не помнила, как подхватила дочь, прижав ее к себе, спрятав от мертвого, холодного света, что залил комнату.

— Не смотри, — приказала себе императрица. Она успела увидеть, как шар, исчезая, коснулся ее платья. Так и, удерживая дочь, женщина потеряла сознание.

Николай зашел в свой кабинет и остановился на пороге. Мать, в траурном, черном платье, с кружевной наколкой на голове, сидела за его столом, читая какое-то письмо. В стекла хлестал дождь, и он подумал: «Какое отвратительное лето, Петр Великий как будто нарочно построил город в самом нездоровом месте. Ищи еще такое — не найдешь». Он целый день провел в Царском Селе, инспектируя гвардию, и, вернувшись, даже не успел зайти к жене. «Надо уже их вешать, — раздраженно напомнил себе Николай, — хватит канитель разводить».

Мать отложила письмо и посмотрела на него. Глаза у нее были пристальные, внимательные, серые. «У твоей жены выкидыш, — Мария Федоровна даже не поздоровалась, — Виллие сейчас с ней. Он сказал, что опасности нет, однако Alexandrin много крови потеряла. Пойди потом к ней, к детям. Они сегодня молнию видели, странную. Испугались, — Мария Федоровна поджала губы.

— Я даже не знал, что она беременна, — недоуменно сказал император. «Maman, что вы здесь делаете?»