Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ)

Мадлен написала, что у Джона и Евы, в Австралии, родился мальчик — его тоже назвали Джоном. Дебора переслала письмо от Ната: «Дорогая тетя Тео, у нас счастливое событие — появился на свет наш маленький сыночек, его крестили Теодором».

— Одни мальчики, — отчего-то подумала Марта, гладя по голове внука. «Говорят, это к войне. Ерунда, из-за нас Британия с Россией воевать не будут. Главное, чтобы Петю помиловали. Юджинии я сказала — как только она доберется до Сибири, как только осмотрится, пусть пошлет весточку. Есть же там торговцы, что в Китай ездят. А из Кантона нам сообщат, где они. Остальное просто, — Марта усмехнулась.

В квартире царила мертвенная тишина. Марта передала внука горничной. Пройдя в гостиную, она спросила: «Что такое?». Федор курил у окна, глядя на Фонтанку. Питер сидел в кресле, читая «Санкт-Петербургские ведомости».

— Тео лежит, — сказал муж мрачно, сворачивая газету. «Верховный Уголовный Суд вынес приговор — шестерых подвергнуть четвертованию». Марта, невольно схватилась рукой за спинку кресла. «Император заменил его повешением, — Питер тяжело вздохнул. «Пестель, Каховский, Рылеев, Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин, и наш зять».

Сзади раздалось шуршание. Тео стояла на пороге, в траурном шелке, с гагатовой диадемой на голове. «Я написала письмо, — твердым голосом сказала она, — его величеству. Как только он ответит, я поеду во дворец, и буду на коленях молить его пощадить нашего сына».

Порыв ветра заполоскал портьерой. Они увидели тучи, что шли по низкому, северному небу. Молния, казалось, ударила прямо в шпиль Петропавловского собора, вода Невы засияла нездешним, белым светом. Тео перекрестилась: «Господь милостив, я верю».

Комендант Петропавловской крепости генерал Сукин проснулся от стука в дверь. Ночью была гроза, — начало лета было дождливым. В открытую створку окна веяло свежестью, пахло сырой травой. Генерал потянулся. Взяв костыль, — почти два десятка лет назад, в сражении при Фридланде, ему французским ядром оторвало ногу, — комендант стал одеваться.

— Сейчас, сейчас, — ворчливо сказал он. Причесывая седые, коротко, на старый манер, остриженные волосы, комендант вспомнил такое же ранее утро, там, в Пруссии, запах крови в госпитальной палатке, и свой шепот: «Федор Петрович, ежели Господь меня к себе заберет, прошу тебя, позаботься о моей семье».

— Ты меня переживешь, Александр Яковлевич, — Воронцов-Вельяминов наклонился над ним и пожал руку: «Лежи, выздоравливай. Я тебя сюда на спине своей тащил, так что умереть не позволю».

— Его тоже при Бородино в ногу ранило, — комендант застегнул мундир. «Хромает до сих пор. Господи, как их угораздило в такое ввязаться? Мальчишки совсем, сорока еще никому не было. Двое всего женаты — Петр Федорович и Рылеев, остальные холостые. Господи, — он перекрестился, — прости нам прегрешения наши, как же это — мне сына Федора Петровича вешать придется? Но не будешь, же с приказом императора спорить».

Начальник Алексеевского равелина, майор Лилиенанкер, — пожилой, сухощавый, с остатками седых волос на голове, — ждал в передней.

— Опять, — даже не здороваясь, сказал он. «Что хотите, делайте, Александр Яковлевич, а плотники работать отказываются. Говорят — грех это, сам Господь знак посылает».

— Пошли, — Сукин взял со столика в передней свою табакерку, — посмотрим.

— Что там смотреть, — недовольно пробормотал майор, следуя за ним, — в седьмой раз одно и то же.

На зеленой траве кронверка красовалось черное, выжженное пятно, дымились разбросанные, обгорелые бревна. Лилиенанкер долго молчал, а потом сказал: «Кажется мне, Александр Яковлевич, в следующий раз она днем ударит. Не знаю, откуда плотников, теперь брать. Эти расчет получили и по домам пошли. Обещались всем сказать, что Господь казнь проклял, и нашлет молнию на голову того, кто хоть гвоздь здесь вобьет. И так уже, сами знаете, палачей из Финляндии привезли. Искали в столице, да никто не вызвался. Грехи наши…, - пробормотал майор. Сукин вздохнул: «Рапортую его величеству, пусть он решает. Как там заключенные? — спросил он, указывая на равелин.

— Сидят, — сочно ответил Лилиенанкер, — что им еще делать? Когда с казнью что-то решится, будем осужденных на каторгу в Сибирь отправлять. Еще хорошо, — он взглянул на кронверк, — что плаху теперь ставить не надо. Все, кому голову отрубить были должны, в рудники поедут, навечно. А для гражданской казни много не надо. Грехи…, - опять повторил он.

— Да, — вспомнил Сукин, — ночью будут гражданскую казнь делать, перед повешением. Лишают всех чинов, орденов, дворянства, поместий…, Ладно, — он еще раз взглянул на остатки виселицы, — пошлю курьера в Зимний Дворец.