Вельяминовы. Дорога на восток. Книга 2

Мишель, в бархатных бриджах и курточке - сидел за маленьким, по его росту столом. «Это мерзавец Корнель ему сделал, прежде чем сбежать, - вспомнил Робеспьер. «Ничего - найдем, как миленького и казним».

-Франция - медленно, по складам читал мальчик  искусно сделанную, рукописную книжечку - моя родина. Францией правит король...

Робеспьер сглотнул и сказал: «Нет, мой хороший. У нас республика».

Мишель повернулся. Мальчик сверкнул ледяными, синими, будто небо, отцовскими глазами: «Уходи. Я хочу своего папу».

-Я твой отец, -  Робеспьер откашлялся. «Мишель, ты же знаешь...»

-Ты исчадие ада, - по складам, раздельно произнес ребенок и улыбнулся - торжествующе, победно. Молоко, зашипев, перелилось через край кастрюли. Робеспьер, подавив ругательство - вышел в коридор.

Тео стояла, тяжело дыша, над фарфоровым тазом. Она распрямилась и велела себе: «Нельзя! Нельзя их выгонять, Джону и Марте нужны сведения. Терпи, скоро все закончится. Теодор тут, он позаботится о нас, - женщина повертела в руках увядшую, белую розу, что стояла в вазе:

-Каждую неделю присылает, как и обещал. Господи, шестнадцать лет этим годом, как мы друг друга знаем. Элиза должна сегодня прийти, свежий цветок принести, и записку от него. Моя готова, - она нажала на выступ в шкатулке для драгоценностей. В потайном отделении лежал маленький конверт.

В дверь постучали. Она услышала недовольный голос Франсуа: «Мадемуазель Бенджаман, простите..., Там  у нас еще один гость».

Тео открыла дверь и с сожалением подумала: «Постарел он, с тех пор, как Робера убили. Бедный, вон, голова в седине».

-Кто? - тихо спросила она. Франсуа помолчал и, сдерживаясь, ответил: «Не думал я, что у него хватит наглости сюда явиться».

Тео зашла в гостиную и застыла у дверей - Робеспьер разговаривал с легким, изящным, безукоризненно одетым мужчиной, с коротко остриженными, светлыми волосами.

-А! - обернулся Максимилиан. «Позволь тебе представить - гражданин Донатьен Сад, депутат Конвента и наш хороший друг».

Она все молчала, раздув ноздри. Мужчина, склонившись над ее рукой, вкрадчиво сказал: «Давно не виделись, мадемуазель Бенджаман».

Низкие, закопченные своды трактира нависали  над простыми, длинными деревянными столами. В полуоткрытые ставни было слышен  скрип  колес разъезжающихся с рынка телег,  ругань возниц, в зал задувал резкий, пронзительный северный ветер.

Двое мужчин - высокий, мощный, широкоплечий, и пониже - сидели рядом, хлебая суп из глиняных горшков. Федор оглянулся и стянул с волос вязаную шапку. «Тут все свои, - сказал он собеседнику, - не продадут. Так что этот указ, об иностранцах?»

Лавуазье отложил ложку и вздохнул. «Я бился до последнего. Удалось отстоять Лагранжа и еще кое-кого. Наорал на этих крикунов в Комитете Национальной Охраны, сказал им: «Да пусть  бы Лагранж хоть в Китае родился. Он  гордость французской науки, великий математик, какая разница, что у него до сих пор итальянское гражданство? О тебе, сам знаешь, - Лавуазье замялся, и указал глазами в сторону «Друга народа», что валялся на столе, - сам знаешь, что говорят…»

-Пишут, - ухмыльнулся Федор. «Наймит попов, агент иностранных разведок. Помнишь отца Анри, из церкви Сен-Сюльпис, того, что мадам Кроу отпевал?»

Лавуазье кивнул. «Той неделей в ванне нашли, - мрачно сказал Федор. «Говорят, сердце отказало».

-Ну, - протянул Лавуазье, - он все-таки был пожилой  человек…

-Пожилой, - согласился Федор. «Только вот у него синяки на шее были, а еще - вся библиотека разорена, документы сожжены…, В общем, месье Марат времени не теряет. А ты, - он зорко взглянул на Лавуазье, - уезжал бы, Антуан, пока еще есть  куда. Доберешься до Савойи, в горах легче переходить границу. Я там в свое время все излазил, ископаемые искал. Начерчу тебе, как  ущельями пройти в  Италию».

Лавуазье разломил покрытый расплавленным сыром кусок хлеба: «Ты бы свою страну бросил?»

-Я бросил - спокойно отозвался Федор. «Сбежал, как только меня в крепость собрались посадить».

В голубых глазах промелькнуло что-то, - подумал Лавуазье, - похожее на тоску.  «Нет, - упрямо сказал Лавуазье, - ты пойми, Теодор, не может, так продолжаться…Французы одумаются, поверь мне. И потом, - он достал из кармана рабочей куртки шкатулку и мужчины закурили, - и потом, - он тяжело вздохнул, - сам знаешь, что у меня…, - он повел рукой в сторону улицы. Федор кивнул: «Знаю».

-Держи, - Лавуазье протянул ему холщовый мешочек и поднял руку: «Молчи. У меня пока деньги есть, имущество не конфисковали, как у многих. Сколько ты там в своей кузнице заработаешь?»

-На суп и бутылку вина хватает, - рассмеялся Федор, - а сплю я прямо там. Все теплее, чем в каморке какой-нибудь ютиться. Насчет денег, - он замялся, - Антуан, тут слухи ходят, что бывших откупщиков судить собираются…

-Ничего они со мной не сделают, - отмахнулся Лавуазье и принял от хозяина еще один горшок: «Говядина бургундская, все-таки прав ты - нигде в Париже так не покормят, как здесь».

Они уже допивали вино, когда Лавуазье, порывшись в кармане, достал маленький блокнот. «Вот, - сказал он просто, - спрячь у себя. Так, на всякий случай».