Вельяминовы. Дорога на восток. Книга 2

-Спасибо, - только и сказал герцог, глядя на труп.  Бледные губы улыбались. Джон подумал: «Ровесники, да. Мы с ним даже роста одного были, он лишь немного выше. Господи, упокой его душу, пожалуйста. Вот и все. Остался только я. Я не буду затягивать -  письма напишу, и уйду».

В коридоре уже сновали слуги. Маленький Джон, помогая отцу спуститься по лестнице, неуверенно спросил: «Папа..., а что Бонапарт..., его величество тебе сказал?»

Герцог остановился, вдохнув, пережидая боль в груди. «Во многих знаниях, - ответил он, - многие печали, милый. Все равно, - он пожал плечами, - это все закончилось. Ушло наше время». Он вскинул голову и посмотрел на темные окна Лонгвуд-Хауса: «Это никому не интересно. Пойдем, уже за полночь, -  он указал на свет свечи в окнах пристройки, - жена тебя ждет».

Маленький Джон представил себе Еву и ласково подумал: «Сидит, наверняка, читает учебники. Она в понедельник уже в школу идет, начинает с девочками заниматься».

Юноша увидел распущенные по плечам, белокурые волосы, вдохнул ее запах, -  теплый, домашний, и поежился, -  они вышли во двор, под мелкий, назойливый дождь. Океан ревел внизу, где-то в темноте, под скалами.

Джон довел отца до его комнат. Помявшись, он предложил: «Может быть, тебе чаю заварить, папа?»

-Иди к жене, граф Хантингтон, - шутливо подтолкнул его отец. «Я сам справлюсь. Спокойной ночи, милый».

В кабинете горел камин, на столе стоял серебряный чайник,  и лежала записка от невестки: «Дядя Джон, если вы будете работать, выпейте чаю, пожалуйста. И если не будете - все равно выпейте».

-Нет, - Джон сел в кресло и придвинул  к себе чернильницу. «Еще один день. Тем более, завтра я могу понадобиться, с его смертью. С Джо хочется еще побыть, с Давидом, с семьей..., Завтра расспрошу у Джо - что здесь за гавань. Не хотелось бы, чтобы меня кто-нибудь заметил. Надо все сделать рано утром. Такая буря, что никто в море и не выйдет. Вот и хорошо».

Он положил перед собой стопку бумаги. Очинив перо,  герцог пробормотал: «Сначала напишу Элишеве,  а потом  всем остальным. Как раз до рассвета время и пройдет».

Джо с внуком играли в карты. Шмуэль перетасовал колоду: «Раз его величество умер, бабушка, мы теперь в Америку поедем?»

В гостиной было тихо.  Они уже проводили субботу. Давид, в Лонгвуд-Хаусе, готовил тело императора к вскрытию, Дебора ему помогала. Над морем играл закат. Джо, внезапно, подумала: «Вот и все. Последний Шабат закончился. Хорошо, что дети рядом, так и надо,  чтобы все вместе были. Ночью письма напишу, а на рассвете выведу бот в море. Шторм все еще не утихает».

-Конечно, - Джо отпила кофе. На кухне Лонгвуд-Хауса не было плит, она держала один из очагов разожженным весь шабат.

-Поедем в Нью-Йорк, - она приняла от внука карты, - потом, в Вашингтон. Увидишь бабушку Эстер, потом бабушка Мирьям из Лондона вернется. У  тебя кузены,  Хаим и Элияху, они, правда, младше, но ненамного. И старшие кузены, Тед и Дэвид. Один уже адвокат, а второй в Государственном Департаменте служит. Кузина Стефания, ей семь лет, - Джо подмигнула внуку, - она там единственная девочка, Антонию  в Лондон увезли. Когда  Амстердам соберетесь - в Лондоне погостите, в Брюссель заедете, увидите тетю Джоанну и ее сына.

Она сделала ход. Шмуэль, обреченно, сказал: «С тобой, бабушка, играть лучше не садиться. Это ты в море так научилась?»

-Еще до него, - Джо поправила свой простой, шерстяной берет и смешливо подумала: «Сестра Евы в Иерусалим уехала. Кровь все же дала о себе знать. Там семья большая, у Малки  одиннадцать детей, старшие девочки замужем..., Элишева за ней присмотрит, за этой Диной. Жаль  только, что я так до Иерусалима и не добралась, от дочки внуков не увидела».

-А потом, - сказала она, забирая свой выигрыш - печенье, - потом, как я с капитаном Фэрфаксом покойным плавала, - он картежник был отменный. Но у тебя тоже, милый, - ободряюще заметила Джо, - хорошо получается.

-Америка, - зачарованно подумал Шмуэль. «Хоть в  синагоге настоящей побываю. Мы из Амстердама уехали, когда мне четыре года исполнилось, я и не помню ничего почти».

На острове не было других еврейских детей, кроме него. Хотя в школе его не обижали, -  бабушка вела занятия, отец и мать, -  лечили и взрослых, и детей, - Шмуэль все время расспрашивал родителей об Амстердаме и Америке. Он знал, что через три года станет совершеннолетним, - Давид  начал учить с ним отрывок из Торы. Мальчик спросил отца: «Папа, а как это будет?  Здесь же нет свитка...»

-Придется, дорогой, - усмехнулся тогда отец, -  свозить тебя в Амстердам, или в Нью-Йорк, а потом  мы сюда вернемся.

-А сейчас  и возвращаться не надо будет, - бодро подумал Шмуэль, грызя выигранное печенье, - он подозревал, что бабушка  иногда поддается.

-Я хочу в Иерусалим еще съездить, бабушка, - мальчик налил ей кофе. «Познакомиться с кузеном Исааком, кузиной Ционой, другими родственниками...».

Тетя Элишева и дядя Моше, еще в их первый год на Святой Елене, прислали им холщовый мешочек с землей.

-Что это, папа? -  спросил тогда Шмуэль.