-Обязательно, - Джоанна поцеловала ее. «Мы просто будем его ждать, милая».
Они простились рано утром, еще до рассвета, на заднем дворе корчмы. Пестель усмехнулся, осматривая телегу: «Как с лошадью управляться, я еще не забыл. Береги себя, - он оглянулся и поцеловал ее в губы, - и мальчика тоже».
- Там встретимся, - Джоанна указала на юг и помахала телеге, что, выкатившись из ворот корчмы, свернула на разъезженную, грязную дорогу. Дул теплый ветер. Она, постояв еще на крыльце, прислушалась к пению петухов: «Отсюда в Любавичи, там до Витебска доберусь. Деньги у меня есть. Приведу себя в достойный вид, и в Санкт-Петербург. Петю, наверное, уже туда увезли. Только бы их не казнили. Ссылка - это не страшно, оттуда всегда сбежать можно. Наверняка, меня тоже ищут. Ничего, мы и пешком с Мишелем границу перейдем. Пестель знает мой адрес в Брюсселе, напишет, как только в безопасности окажется». Вернувшись в зал, Джоанна сказала хозяйке на медленном немецком языке: «Давайте, я вам помогу, полы помою, приберусь - пока не открылись».
Обоз на Любавичи отправлялся в полдень. Джоанна, собрав вещи в холщовый мешок, - волосы у нее были уже темные, хозяйка покрасила их настоем грецкого ореха, - вышла на улицу.
Теплый, почти весенний ветер дул с юга. Она, вспомнив свой сон, отчего-то улыбнулась. В разрывах туч виднелось голубое небо, в лужах растаявшего снега гомонили воробьи. Джоанна посмотрела на дорогу и замерла. «Нельзя двигаться, нельзя бежать, - напомнила она себе. «Это вызовет подозрения. Стой на месте».
В конвое было два десятка солдат, конных, что сопровождали бричку, где сидели офицеры. У Пестеля были связаны руки, непокрытая голова - замотана тряпкой. Джоанна услышала, как один из офицеров кричит: «Проезжаем, не останавливаемся! Нечего в этой дыре делать. Нам надо до вечера добраться в Белую Церковь, там его будут допрашивать, вместе с остальными мятежниками!»
Никто даже не обратил внимания на маленькую, бедно одетую женщину, в шерстяном платке и заплатанной юбке. Джоанна застыла, глядя ему в глаза. Пестель все смотрел на нее - пока телега и конвой не скрылись из виду.
Она сжала мгновенно захолодевшими руками мешок и пошла к возам. Внезапно остановившись, Джоанна обернулась в сторону Белой Церкви и жестко приказала себе: «Не смей! Не смей рисковать. У тебя ребенок. Дети, - она покачнулась. Устроившись в телеге, натянув на себя свитку, Джоанна закрыла глаза. Обоз медленно тронулся, она услышала скрип колес, щебет птиц. Джоанна одними губами, сказала: «Мы будем сражаться дальше, обещаю».
Часть семнадцатая
Санкт-Петербург, лето 1826 года
-Это черновик, ваше величество, - Бенкендорф поклонился и положил на огромный, дубовый стол лист бумаги. Кабинет был залит солнечным сиянием. Нева - широкая, синяя, волновалась под легким ветром. Николай потрещал костяшками длинных пальцев. Присев, он стал внимательно читать документ.
- Верховный уголовный суд приговорил к смертной казни четвертованием по 19-му артикулу воинского устава:
Вятского пехотного полка полковника Павла Пестеля за то, что, по собственному его признанию, имел умысел на цареубийство. Изыскивал к тому средства, избирал и назначал лица к совершению оного. Умышлял на истребление императорской фамилии и с хладнокровием исчислял всех ее членов, к жертве обреченных, и возбуждал к тому других. Учреждал и с неограниченной властью управлял Южным тайным обществом, имевшим целью бунт и введение республиканского правления, составлял планы, уставы, Конституцию, возбуждал и приготовлял к бунту, участвовал в умысле отторжения областей от империи и принимал деятельнейшие меры к распространению общества привлечением других.
Преподавателя Главного Инженерного училища полковника Петра Воронцова-Вельяминова, за то, что по собственному его признанию, он руководил Северным тайным обществом во всем пространстве возмутительных его замыслов. Составлял прокламации и возбуждал других к достижению цели сего общества к бунту, участвовал в умысле отторжения областей от империи, принимал деятельнейшие меры к распространению Общества привлечением других. Лично действовал в мятеже с готовностью пролития крови, возбуждал солдат, освобождал колодников, читал перед рядами бунтующих лже-Катехизис, им составленный, и взят с оружием в руках.
Николай поиграл пером: «Александр Христофорович, Воронцов-Вельяминов так все эти полгода и молчит?»
Бенкендорф развел руками: «Ни слова не сказал, ваше величество. О других. О себе, он, конечно, все признал, но вот добиться от него показаний на еще кого-то, - Бенкендорф вздохнул, - бесполезно. Впрочем, этот Пестель такой же. Вы ведь сами их допрашивали».