Вельяминовы.Дорога на восток.Книга вторая

-Кккк…, - он силился приподняться. Марта, уложив его обратно, вздохнула: «Их в Париж увезли.

Меня тут никто не видел, кроме хозяина трактира. Они и внимания не обратили, на то, как я в

город зашла».

-Ппппп…, - мычал он, слюна текла по подбородку. «Ннннн…Ггггггг…»

-Нельзя на границу, - Марта нежно вытерла соломой отекшее, искаженное лицо. «Надо в Париж?»

Джон с облегчением закрыл глаза и тяжело выдохнул: «Ооооо…»

-Опасно, - он почувствовал, как нежные пальцы жены пожимают ему руку. «Туда уже сообщили о

нас, а в Париже Теодор, Констанца - они помогут. Я тебя поставлю на ноги, - улыбнулась женщина,

- ты не волнуйся. Сейчас тачку привезу».

Варенн уже спал, коротко взлаивали собаки. Марта оглянулась. Перекрестившись, поправив

рваный холст, что закрывал мужа, она пошла к темнеющему за околицей города лесу.

Маленькая, худая женщина в бедняцком платье, с грязным, усталым лицом, толкавшая перед

собой тачку - остановилась перед барьером, перекрывавшим дорогу. Сзади шла босая, в

истасканной юбке, девчонка. На востоке, над крышами Варенна, вставал розовый, сияющий

рассвет, пели птицы. Офицер Национальной Гвардии зевнул: «Куда в такую рань собралась,

тетушка?»

Женщина открыла ладонь и показала ему ракушку. «К святому Иакову идем, - глухо, с

простонародным акцентом, ответила она. «Мужа моего паралич разбил. Буду молиться, чтобы он

выздоровел, а то куда же нам без кормильца, ваша светлость».

Офицер вспомнил своего брата, кюре, тишину собора, красивое лицо беломраморной Мадонны.

Подняв холст, посмотрев на изуродованное гримасой, выпачканное в пыли, лицо мужчины, юноша

перекрестился. На заросший светлой щетиной подбородок, из угла искривленного, застывшего

рта стекала слюна.

-И дочка с вами? - тихо спросил он, глядя на темный, простой крестик на шее девчонки.

-Немая она, - вздохнула женщина. Девчонка почесала одной босой ногой другую и что-то

замычала.

-Да поможет вам Господь, - растроганно сказал офицер, и махнул рукой. Барьер подняли, а он все

смотрел им вслед - женщина шла, толкая тачку, девчонка плелась сзади. Юноша вздохнул: «Глаза у

них похожи, зеленые, сразу видно - мать и дочь. Вот у кого горе, так горе, а ведь им еще до

Испании брести, и все пешком».

-Пока не доберемся до Парижа, - почти не разжимая губ, велела Марта дочери, - и рта не

раскрывай. Это я, как хочу, так и говорю, а у тебя акцент столичный, сразу подозревать нас начнут.

Элиза кивнула и неожиданно робко спросила: «Мамочка, а папа выздоровеет?»

-Обязательно, - твердо ответила Марта. Дойдя до развилки дорог, женщина свернула на западную

- ту, что вела к Парижу.

Интерлюдия

Париж, январь 1793

Сыпал мелкий, колючий снежок, толпа, что стояла на площади - возбужденно переговаривалась.

Маленькая, худая девчонка в старом шерстяном плаще и грубых, растоптанных башмаках

шныряла за спинами людей, поднимаясь на цыпочки, глядя на высокий, грубо сколоченный

эшафот, - его охраняли солдаты Национальной Гвардии. Поднятое лезвие гильотины поблескивало

в лучах низкого, зимнего солнца, что на мгновение вышло из-за туч.

-Что, - добродушно заметил один из санкюлотов, - хочешь посмотреть на то, как Бурбону голову

отрубят? Так надо было с родителями приходить, - он показал на семьи, что сидели на телегах,

разложив вокруг себя холсты с едой, - люди за полночь стали собираться. Или ты сирота? - ласково

спросил он.

Девчонка блеснула зелеными глазами. Вытерев соплю покрасневшей, костлявой лапкой, она

буркнула: «Вовсе нет. Папаша мой параличный, дома лежит, а мамаша полы моет, и я тоже, -

девочка вздохнула. Толпа завыла - темная, зарешеченная карета въехала на площадь.

-Садись ко мне на плечи, - предложил санкюлот. Элиза вздохнула: «Не хочу я тут оставаться. Но

папа просил, и мама - она, же в Тампле убирается, у королевы. Мама говорила - посмотри, ее

величество должна знать, что тут было».

Она дернула углом рта: «Спасибо». Оказавшись наверху, Элиза откинула капюшон плаща и

внимательно осмотрела толпу. «Дядя Теодор не придет, - вспомнила девочка. «Он слишком

заметный, и вообще - с тех пор, как указ издали об изгнании иностранцев, он прячется. Только

записки передает через меня, тете Тео и Мишелю. Констанца тут, наверное, в мужском костюме, -

девочка прищурилась и оглядела головы, - она же книгу пишет, ей все видеть надо. Она с месье

Лавуазье живет, в деревне, на Сене. Там безопасней».

Дверца кареты открылась и толпа взвыла: «Смерть тиранам!».

-Смерть тиранам!» - звонко закричала Элиза: «Господи, прости меня, я бы перекрестилась, но

опасно это сейчас. Тетя Тео говорила, как мы с ней в саду Тюильри встречались, что Робеспьер

готовит указ о запрещении религии».

Элиза посмотрела на невысокого человека, в одних бриджах и рубашке, что вышел из кареты,

опираясь на руку священника.

-Аббат де Фирмон, - радостно поняла Элиза, - тот, что исповедует сестру его величества. Друг дяди