— Не знаю я ничего, ну, то есть не умею. Ну, то есть знаю, матушка говорила мне, но то разговоры одни.
Настал Петин черед подбирать слова.
— Я и сам ничего не знаю.
— Как? — недоверчиво удивилась Марфа.
— А вот так! — разозлился Петя. — Некогда мне было! Потому что я работал! Потому что когда я повенчался с любимой, то мы с ней в ночи не в опочивальню отправились, а под проливным дождем в Ярославль! Потому что год я торчал черт-те где, вместо того чтобы спать с тобой в одной постели! Видеть не могу эту треклятую землю, здесь вечно нужно от кого-то бежать и спасать свою голову. Нет у нас с тобой здесь дома, уезжать нам надо отсюда!
— Ишь разошелся, сядь, не гомони. — Марфа потянула его за руку. — Ты увезешь меня, как обещал. Ты всегда делаешь то, что обещал, Петька. Только обряд наш венчальный тоже надо когда-то завершить, и здесь не самое плохое место для этого.
От смущения и страха у нее заплетался язык, но несмотря на это она с каким-то залихватским отчаянием расстелила у костра кафтан, стянула с себя монастырскую рубашку и с вызовом посмотрела на Воронцова, во все глаза взиравшего за ее приготовлениями.
— Адам с Евой тоже небось не под балдахинами спали, а под сенью дерев в саду эдемском.
От ее волос пахло дымом и чуть-чуть ладаном. Маленькая грудь легко умещалась в его ладони. Он провел губами по ее лицу, по стройной шее.
— Разденься совсем, — невнятно пробормотал он.
Они торопливо стаскивали друг с друга одежду, сплетаясь телами так, что уже не разобрать было, где чьи. Повинуясь его рукам, Марфа вытянулась на земле и уставилась на него огромными зелеными глазищами.
— А дальше как?
— Лежи, лежи, я сам!
Она выгибалась на локтях, и крик ее терялся в вышине вековых деревьев, распугивая птиц.
— Ты ж говорил, что ничего не знаешь!
— Я общительный и начитанный, — чуть смешался Воронцов. — Тебе понравилось?
Марфа взяла его руку и повела вниз.
— Жарче, чем костер. А я ведь тоже могу так, да?
— Можешь.
Петя потерял счет времени, мечтая только о том, чтобы эта ночь никогда не кончалась.
— Хорошо? — невнятно спросила Марфа откуда-то снизу.
— Иди ко мне, мочи нет терпеть больше.
Она билась в его руках, требуя, чтобы он не останавливался, и он повиновался, пока она не прикусила ему плечо. Она почти не ощутила мимолетной боли, о которой предупреждала мать, просто Петя стал ее частью, и отнять эту часть было уже никому не под силу.
— Я хочу родить тебе сына.
— Марфа, — сказал он потом потрясенно, — мы ведь с тобой теперь как один человек, ты моя навсегда, а я твой.
Они заснули, обнаженные, обнявшись, едва прикрывшись, не подозревая, что все это время из глубины леса за ними наблюдали темные враждебные глаза.
Он проснулся от плеска воды. Марфа стояла по колено в ручье. В лучах рассвета капли на ее белоснежной коже казались алмазами.
— Согреть тебя?
И снова он целовал ее стриженый затылок, проступающие позвонки, ласкал узкие, мальчишеские бедра. Потом она перехватила инициативу и легонько толкнула. Марфа казалась амазонкой, о которых Петя читал у Геродота. Не в силах длить сладкую муку, он рывком привлек ее к себе. Потом, когда они лежали рядом, тяжело дыша, приходя в себя от новых ощущений, она вдруг озорно посмотрела на мужа: «Поняла я теперь, чего ты год назад в озере обливался!»
— Ты ж меня тогда дразнила целый день.
— Да не дразнила я, Петруша, всего-то подол чуть приподняла! — с ласковой насмешливостью поддразнила она.
— Собираться нам надо, Марфинька. Путь впереди долгий.
— Куда мы теперь?
— На Вычегду. Нам бы до холодов к Белому морю дойти. — Петя залил костер. — Если зимовать, то лучше там, ближе к кораблям. Он вдруг замер, прислушиваясь. — Тсс!
Марфа вздрогнула и непонимающе оглянулась.
— Что?
— Здесь кто-то есть.
Тонко просвистела стрела. «Жизнь свою отдай, а ее убереги». Вспомнив слова Федора Вельяминова, произнесенные на прощанье в далекую дождливую московскую ночь, Петя шагнул к Марфе, заслонив ее своим телом. В груди стало жарко и очень больно. Марфа еле успела подхватить его.
— Петька, да как же это, — сказала она враз онемевшими губами, глядя, как заволакивает смертный налет его глаза. — Петька, не молчи, говори со мной!
Она попыталась выдернуть стрелу, но боль, во стократ сильнее прежней, пронзила Воронцова.
— Оставь, — через силу выговорил он. — Видишь как оно… Беги!
— Я тебя не брошу, — Марфа достала кинжал, вглядываясь в оживающие тени людей, выступавших из-за деревьев.
— Беги! — Петя хотел встать рядом, плечом к плечу, как тогда, в Колывани, но боль оказалась сильнее. А потом пришла спасительная темнота.
Марфа, извиваясь, брыкаясь, вонзила зубы в руку, прижимавшую ее к земле.
— Пусти, — зашипела она по-остяцки, уже понимая, кто перед ней.
Человек ударил ее по лицу, и Марфа почувствовала соленый привкус крови из разбитой губы.
— Не трогай ее, — раздался негромкий властный голос. Из-за спин нападавших выступил Тайбохтой, темные глаза смерили ее с головы до ног.
— Я знал, что ты девушка, — без всякого выражения сказал он.
— Нож, — один из охотников показал на кинжал в руке Марфы.