Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

— В любви какой грех, Степа? Любовь нам Господь посылает, она есть великий дар, тебе благодарить Бога за нее надо. Тем более что, — Феодосия кивнула на письмо Изабеллы, которое только что ей перевел Воронцов, — ты не один любишь, а и тебя любят.

— Не думал я, что она напишет, сказал ведь, что не вернусь.

— Дак слова — одно, а сердце всегда надеется. Поезжай к ней, Степа.

Лицо юноши озарилось радостью, но она тут же угасла.

— Не смогу я забрать ее. Мне в море надо уходить, далеко, надолго, да и кто нас повенчает, муж ведь у нее.

— Она и невенчаной за тобой пойдет. Для любящего сердца все эти обряды — пустое.

Воронцов удивленно покосился на тетку. Феодосия смотрела не на него, а на рейд, где стояли корабли.

— Нельзя так, — твердо возразил он. — Нельзя. Я могу погибнуть, кто о ней тогда позаботится? Не могу я ее на такую судьбу обрекать.

— Вот и объясни ей это, — безмятежно пожала плечами Феодосия. — Вот только… — она вдруг нахмурилась.

— Думал я об этом. — Степан набил трубку и закурил, и Вельяминова вдруг подумала, что не может разглядеть в этом почти уже взрослом мужчине того подростка, которого знала когда-то. — Мне, Федосья Никитична все равно. Пусть бы Белла ко мне и с дюжиной детей пришла, это ж ее дети. А значит, и мои.

— Коли б все так думали, меньше слез было бы в мире пролито. Так что езжай к ней, а то она, наверное, уже все глаза выплакала. Погоди-ка, а ну как с дитем она сейчас?

Степан покраснел.

— Не с дитем. Чай не мальчик я, знаю, что делать надо.

— Да уж не мальчик, — вздохнула Феодосия. — Отправляйся в этот ваш Танжер, только глупостей не натвори, Белле своей ты живым нужен. Когда вы отходите?

— Посмотрим, пока еще не загрузились полностью. Я с «Клариссой» до Гамбурга дойду, а там пересяду на корабль какой-нибудь, чтобы до Лондона добраться. Разберу дела свои и двину в Африку. — Степан сел в шлюпку и взялся за весла.

— А «Кларисса» куда? — Вельяминова крепко держала бившуюся на ветру шаль, и показалась она Воронцову птицей, что вот-вот развернет крылья и бросится навстречу урагану.

— Как Джеймс решит. Может, в Индию, а может, еще дальше. До завтра, — выкрикнул Степан уже с воды.

— До завтра. — Феодосия неотрывно смотрела на чернеющий в белой ночи четкий силуэт корабля.

На крепостной стене дул сильный ветер. Ладога — огромная, темно-синяя, чуть гульливая — простиралась перед ними на все стороны, уходя к горизонту, над которым клубились сахарные облака.

— Ненастье идет, — сказал Никита, вглядываясь в них.

— Как же вы обратно, коли шторм будет? — забеспокоился Вельяминов.

— Это разве шторм? Вот ближе к осени — то шторма, волны лодьи на берег выбрасывают.

Федосья небось рассказывала, как ее мать спасла, а сама померла потом. Аккурат на исходе лета то было. А сейчас пустяки, потрясет малость до устья Волхова, а там уже тихо будет.

— В хорошем месте князь Юрий Данилович крепость поставил. — Федор оглядел с высоты бастиона остров. Всюду кипела работа. Массивные стены были подлатаны, крыши отремонтированы, на дворе оружейники готовились поднимать на галереи пушки с ядрами.

Никита указал на запад.

— Вход в реку закрыт, выход тоже. Выходить туда вы, как я понимаю, — он усмехнулся, — не собираетесь, а кто придет сюда, того в Ладогу крепость не пустит.

— А вы дальше были? Вниз по Неве?

— Был. Вот там порт и надо строить, хоть место то болотистое и нездоровое, зато река в залив морской впадает, и он удобнее, чем в устье Наровы.

— На Нарове у нас уже крепость есть, та, что князь Московский Иван Великий поставил. — Федор перегнулся вниз. — Поднимайте, и так уже полдня провозились!

Пушки медленно поползли на канатах наверх.

— Так то оно так, — согласился Судаков. — Однако залив от ветра не защищен, да и от неприятеля тоже. А где Нева впадает — узко, островов много, один остров и вовсе у входа в залив, там бы и поставить крепость, никто вовек не сунется.

— По Ореховецкому миру, что ваши новгородцы со шведами заключали, не можем мы крепости на границе ставить. А там что ни на есть самая граница, — возразил Федор.

— Вы ж воевать собираетесь, — хмыкнул Никита. — Какое вам дело до договоров, хоша бы они и вечные были?

— Не со шведами воевать будем. А потом, Никита Григорьевич, — Федор усмешливо взглянул на тестя, — это кто это тебе сказал про войну?

— Птичка напела, — рассмеялся тот. — Выйди вон на базар в Новгороде, на цены глянь.

Народ все скупает подчистую. Я на соли за последний месяц столько сделал, сколько за год не выручал. Люди не слепые, видят, как царь сюда войска стягивает. Но не о том я с тобой хотел поговорить. Люди мы с тобой, Федор Васильевич, уже немолодые, мне пятьдесят шесть, а ты вроде на год меня старше, да?

— Пятьдесят семь на Федора Стратилата стукнуло.