Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

Уже по дороге к воеводской избе, Чулков заметил девушку, что держа в руках удилище, спешила вниз. Ребенок спокойно спал в перевязи из оленьей кожи, что была перекинута через ее плечо.

«Да, жена кузнеца этого, — вспомнил Яков Иванович. «Как ее там, Василиса, что ли?».

— Эй, красавица, — окликнул ее юноша, не поздно рыбачить собралась? Солнце уж на закате.

Девушка зарделась, и, опустив глаза, сказала: «Я же с дитем-то, ваша милость, как он заснул, так иду, другого времени нет».

— Ну, торопись, — шутливо посоветовал Чулков, — а то скоро Пост Великий, рыбы много надо.

Девушка, пробираясь по узкой, протоптанной через сугробы, тропинке, отправилась вниз.

Чулков, оглянувшись на нее, выпятив губу, подумал: «Хорошенькая. Маленькая только, словно ребенок, но вроде все при ней. И робкая, эта с ножом не будет разгуливать, как та сучка. Ну, ничего, с той я еще расквитаюсь, дайте время. А эту надо попробовать — благо, и муж ее в отъезде, все одно к одному».

Он улыбнулся, и, чуть насвистывая, вошел на двор воеводской избы.

— Ну вот, — вздохнул Данило Иванович, усаживая Аграфену на покрытую шкурами лавку, — и схоронили Василия Лукича, вечная память ему. Не думал я, Аграфена Ивановна, что так быстро-то могилы рыть придется.

В палатах было тепло, мерно гудел огонь в печи, и воевода, устроившись напротив вдовы, подумал: «А и, правда, красавица. Ну, глаза узкие, конечно, тем более вона — зареванная вся. Ну, это ничего, — он едва не улыбнулся, — это я ее быстро утешу. А так — приодень ее, и в терем такую не стыдно посадить.

Не то что Марья моя, молодая баба еще, двадцати пяти не было, а разнесло всю, аки квашню, ходит, с бока на бок переваливается. Эта-то вон — словно птичка, хрупкая. Ну, сейчас я водочки вдове налью, да и поговорим с ней по душам».

— Вы, может, выпить чего хотите, Аграфена Ивановна? — ласково спросил воевода. «Водочки немножко, холодно же там, на дворе, намерзлись вся, небось, как над могилкой-то стояли?».

— Я и не пробовала никогда, — едва слышно прошептала девушка, опустив красивую, укрытую туго замотанным платком, голову. «Можно разве?».

— Ну, немножко, — улыбнулся Чулков, открывая богатую, серебряную флягу. «За упокой души Василия Лукича, чтобы на том свете он с праведниками пребывал, в чертогах райских».

Аграфена перекрестилась, и, вздохнув, сглотнув, пригубила водку, сразу же закашлявшись.

— Вы ее залпом, Аграфена Ивановна, — посоветовал воевода. «Водочка хорошая, московская, и сразу икрой ее заешьте — он показал на горшок. «Вы уж не обессудьте, женской руки нет у меня в избе, холостяком живу, — он вздохнул.

Девушка выпила и сразу раскраснелась. «Ровно мак, — усмехнулся Чулков, и вслух сказал:

«Еще по одной, Аграфена Ивановна, так принято, не след нам старые заветы-то нарушать».

После второго стаканчика девушка вздохнула и сказала, так и не поднимая глаз: «Уж не знаю, ваша милость, как мне благодарить-то вас, за заботу».

«Да уж понятно, как, — подумал воевода, наливая вдове третий стаканчик: «Поговорить я с вами хотел, Аграфена Ивановна. Сами ж видите, живу я один, прибраться у меня некому, еду приготовить — тако же, трудно это, все ж домой возвращаться к теплу хочется».

Она молчала, — долго, — а потом робко спросила: «По хозяйству вам помогать надо? А где жить-то мне, изб у вас не срублено пока, а в общей, с мужчинами, невместно. И чум не поставить мне, оленей тут нет поблизости».

— Да зачем чум-то, Аграфена Ивановна? — удивился воевода. «Тут обитать и будете».

Девушка, наконец, подняла голову и взглянула на него. В свете свечей ее глаза вдруг заиграли золотыми отблесками.

— Как это? — чуть слышно спросила она.

— Ну, — Данило Иванович помолчал, — врать не буду, в хозяйки я вас взять не могу, жена у меня есть, венчанная, Богом данная. А в подхозяйки — милости прошу. Мужик я крепкий, недавно на четвертый десяток всего лишь перевалил, опять же — воевода царский, жить при мне будете сытно.

А как жена моя приедет — я вам особую избу срублю, тут, на дворе. Ежели детки у вас народятся — тоже заботой своей не оставлю, в люди выведу, все ж кровь моя. Ну, так как, Аграфена Ивановна, согласны вы?».

Девушка сцепила тонкие пальцы, и, чуть вздохнув, подумала: «А, может, жена его помрет еще. Тут у нас с непривычки-то тяжело. Он тогда со мной повенчается, раз я при нем уже буду». Она искоса взглянула на воеводу: «Красивый он. И взрослый, надежно с ним будет.

Если б я, хоть с дитем после Васи осталась, а так…, - Аграфена еле слышно сказала:

«Ежели надо, я сейчас со стола убрать могу».

Данило Иванович улыбнулся, и, встав с лавки, чуть провел пальцами по ее склоненной, смуглой шейке: «Да уж с утра уберешь, Груня».

Аграфена, было, принялась стягивать с головы платочек, но воевода ее остановил: «Ты ж, Груня, небось, и на кровати-то никогда не спала?».

— А что это — кровать? — удивленно спросила она.

— Вот сейчас увидишь, — пообещал ей Данило Иванович.

Уже в опочивальне она вдруг приподнялась на локте и озабоченно сказала: «Иконы же».