Марта заворожено подошла к большому источнику, который, казалось, бил прямо из деревянного пола. «Тут даже лестница есть, чтобы спускаться, мамочка!». Девочка принюхалась и улыбнулась: «Очень приятно пахнет».
— Говорят, эта вода полезна для тела, — Тео разделась и, свернув косы, сколола их серебряными, украшенными жемчугом шпильками. «Белла, тебе помочь?»
— Я сама, — пробормотала девочка, и, подняв голову, застыла: «Смотрите, тут крыша раздвинута. За нами никто не подглядит?»
— Никто, — усмехнулась Тео и, шлепнув дочь пониже спины, подтолкнула ее: «Давай, спускайся. Представляете, зимой тут можно купаться в теплой воде, а сверху будет падать снег».
— Снег, — протянула Белла. «Хоть бы посмотреть на него, один раз. Ой, водичка прямо горячая!»
— Ну и плавайте на здоровье, тут места много, — Тео села на краю, опустив ноги в воду и вдруг вспомнила, как они с сестрами купались в подмосковной. «Увижу ли их когда-нибудь? — подумала она. «Ворон сказал, что живы все». Она посмотрела на темную голову Беллы и заставила себя, глубоко вздохнув, не вспоминать об ее отце.
— Никого больше нет, — горько подумала Тео. «Ни Волка, ни Степана, и Ник погиб, теперь только сама, никто не поможет. Ну что ж, придется, как видно, с ним доживать».
— А где Дэниел, мамочка? — спросила Марта, подплыв к ней.
Тео очнулась и вздрогнула. «В мужской купальне, милая, с охраной».
— А тут жена даймё купается? — девочка взглянула на мать.
— Жены, — усмехнулась Тео. «У него их несколько».
— Так разве можно? — удивилась девочка. «Хотя да, мне в Картахене Мария-Фернанда, ну, дочка коменданта порта, ты помнишь ее, рассказывала, — у ее папы есть еще три индейские жены».
— Так нельзя, — сухо ответила Тео. «Это грех, и очень плохо так поступать. Наш папа никогда так делать не будет».
— Я бы хотела стать женой даймё, — перевернувшись на спину, заявила Марта. «Он красивый, хоть у него и одного глаза нет».
Тео посмотрела на темные соски, маленькую, смуглую грудь дочери, и подумала: «Ну, хоть кровей нет пока, и на том спасибо».
— Он не христианин, старше тебя на двадцать лет… — начала женщина.
— Папа тебя тоже старше почти на двадцать лет, — дерзко заявила Марта. «И что?»
— И ничего, — рассмеялась женщина. «Вернемся в Новый Свет, и обвенчаешься с каким-нибудь человеком из хорошей семьи, с идальго».
Марта презрительно выпятила губу. «Я индианка, ни один идальго на меня и смотреть не станет. Так что лучше, — она ловко нырнула, и тут же опять оказалась на поверхности, — мне остаться здесь. У меня будет много кимоно, и я целый день буду играть на лютне, вот!»
— Как будто сейчас ты что-то другое делаешь, — мать смешливо пригладила ей волосы.
Масато ловко взобрался на крышу купальни, и, прижавшись к деревянным, нагретым солнцем планкам, взглянул вниз.
«Ты там проверь, — велел даймё, — чтобы все были без изъяна. Нельзя судить по одному лицу, надо всегда оценить тело. Жена — это другое, женятся не на красоте, а на связях и деньгах, а наложница должна, прежде всего, быть привлекательной, иначе, зачем она нужна? — Масамунэ-сан улыбнулся. «Ну, впрочем, ты и сам знаешь, зря, что ли, Воробышка при себе держишь?»
Он увидел смуглую, высокую грудь с вишневыми сосками, темные, шелковистые, собранные на затылке волосы, медвежий клык, что висел рядом с золотым крестом, на стройной шее, и замер. Он помнил это тело до его последнего уголка. Первые несколько лет Масато снилась жена — почти каждую ночь, мучительно. Даже не открывая глаз, он находил рядом Сузуми-сан, и, обнимая ее, представлял себе Федосью — ту, какой она была на берегу океана, жизнь назад.
Масато стиснул зубы, и, спустившись вниз, пошел к мужской купальне. Там все было проще — он прошел за ширмы и увидел мальчика. Подросток сидел на краю источника, и, смеясь, показывая на воду, объяснял что-то на пальцах охраннику даймё.
«Четырнадцать лет, — подумал Масато. «Да, как раз в сентябре ему будет. Господи, как на меня похож, только волосы темнее немного. И плечи уже широкие, высокий мальчик, какой».
Он вспомнил, как учил Данилку ходить, и, сжав пальцами рукоятку меча, услышал ленивый голос даймё: «А сына их надо будет убить. Я бы взял его к себе в охрану, он сильный мальчик, сообразительный, но наверняка захочет отомстить за семью. Зачем нам лишние трудности?»
«Незачем», — согласился Масато.
Он еле слышно вздохнул, и, найдя свою лошадь, привязанную на лесной поляне, стал спускаться по неприметной тропинке вниз, в долину.
Воробышек, что-то напевая, возилась над очагом.
— Масато-сан! — она застыла с деревянной лопаточкой для риса в руках, и тут же, покраснев, поклонилась. «Простите, я не ждала увидеть вас днем, у меня не убрано…»
— Ничего, — ласково сказал Масато. «Принеси мне, пожалуйста, белое кимоно и перо с чернильницей, я буду у себя».
Он оглядел чистую, пустую комнату — от золотистых татами пахло свежестью, в нише на стене висел свиток с красиво выписанными строками Сайгё.