Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

— Так и получилось, что я христианка, сеньор Джованни. Семья, — она помолчала, — была у меня дочка, Приянка, но та умерла родами, в молодости еще. Оставила мне внучку.

— А замужем, — Амрита легко поднялась, и он тоже встал, еще успев подумать: «Какая же она маленькая, как птичка», — замужем я никогда не была, — закончила Амрита и рассмеялась:

«Пойдемте, вы же мне сказали, что любите острое».

— Люблю, — согласился Джованни. «Я долго жил в Новом Свете, так что перец мне знаком не понаслышке».

Она усадила его на террасе, за большой стол черного дерева, и, поставив перед ним фарфоровую миску, велела: «Берите, это рыба, креветки, все вперемешку, и овощи там тоже есть. Я говядины не ем…

— И очень зря, — тихо сказал Джованни, берясь за ложку. «Я вас прошу, не надо рисковать».

Женщина положила ему огненной даже на вид еды, и сухо ответила: «Я, сеньор Джованни, была раньше девадаси. Знаете, кто это?»

— Храмовая танцовщица, — он попробовал и долго дышал, открыв рот. Женщина подсунула ему бокал с молоком и велела: «Выпейте». Она вдруг расхохоталась:

— Отец Приянки был немец, на гамбургском судне сюда пришел. Он в жизни нашей еды не пробовал, бедный, у него даже слезы потекли, когда я ему с кухни принесла. А потом ничего, привык. Три дня мы с ним всего и побыли, а потом ему возвращаться надо было на корабль, отплывали они, — Амрита чуть погрустнела и посмотрела куда-то вдаль.

— И с тех пор я его и не видела, сеньор Джованни. А как поняла, что дитя он мне оставил, — от португальца сбежала. Так и стала танцовщицей, жить ведь на что-то надо было. Потом, конечно, — он чуть улыбнулась, — ну, как стала письма писать, — Амрита подняла бровь, — можно было бы и бросить танцы, но уж очень они мне нравились.

— Ну, а говядину, — она усмехнулась, — говядину я как никогда в жизни не ела, так и сейчас не буду. Христианка, не христианка — у меня и дочка, и внучка крещеные, — а заветы предков своих я нарушать не стану.

— И долго вы танцевали? — спросил Джованни, накладывая себе еще.

— Да больше двадцати лет, Приянка моя покойная тоже с детства танцевала, и внучка танцует, ну, — Амрита рассмеялась, — она у меня тут не сидит, ездит больше — женщина внесла с крохотной, чистой кухоньки, — в каменный пол был вделан очаг, — еще одно блюдо, — с рисом.

— Ну как? — лукаво спросила она. «Еще хотите?»

— Очень, — он потянулся за шелковой салфеткой и вытер слезы с глаз.

Амрита села напротив и серьезно сказала: «Вас там, чем кормят? Вы же в монастыре живете?».

— Нет, отдельно, — Джованни улыбнулся, — разрешили, я все-таки высокопоставленное лицо.

— Так давайте я вам готовить буду, я же вон, — Амрита указала на собор, — там убираюсь, ко мне привыкли, никто не заподозрит.

Джованни посмотрел на женщину и ответил: «Я в помещениях Святой Инквизиции живу, в отдельном крыле. Так что вряд ли вам понравится туда приходить, сеньора Амрита».

— Бедный вы, — Амрита положила свою руку поверх его и они немного помолчали.

— Вот, — капитан повернулся к Майклу Кроу, стоящему на носу корабля, — входим в гавань Гоа.

Майкл бросил один взгляд на корабли, что были пришвартованы у низких, каменных зданий складов, на гомонящую толпу, — крики рыночных торговцев доносились даже сюда, на тихую, темно-синюю воду, — и сухо спросил: «Долго мы тут будем стоять?».

— Да не меньше месяца, — пожал плечами голландец. «Пока разгрузим то, что привезли с Явы, пока погрузимся…Но вы не бойтесь, если все будет в порядке, летом следующего года уже будете в Лондоне».

— Очень бы хотелось, — пробормотал Майкл, сцепив длинные пальцы.

— А вы неплохо знакомы с морским делом, кстати, — улыбнулся голландец. «Для священника, понятно».

— Я шесть лет провел на корабле, ребенком — сухо ответил преподобный. «Мой покойный отец был капитаном».

Он ушел к себе в каюту, а голландец, проводив его глазами, пробормотал: «Три года проповедовал туземцам в джунглях, и хоть бы порадовался, что, наконец, город перед собой видит. Хоть да, тут же католики, это для него хуже туземцев. Мне-то все равно, — католики, протестанты, — главное, деньги чтобы платили»

— Вот туда и встанем, — улыбнулся капитан, завидев свободное местечко. «Как раз посередине, удобно будет, спьяну не заблудишься».

На палубе расхохотались, и «Милая Луиза», ведомая уверенной рукой, направилась к грузовой пристани.

Он сидел на узкой, высокой койке, — со времен его детства на «Святой Марии», он ненавидел такие. «Не то, что бы я на них спал, — криво усмехнулся Майкл, — у Берри мы на полу в чулане ночевали, а потом — в гамаках, вместе с матросами». Он отложил Библию женевского издания, и, взглянув в распахнутые ставни, отвел взгляд — с берега тянуло жаром, специями, человеческим потом, разносчик, стоя на набережной, нараспев предлагал какую-то дрянь.

То письмо Майкл сжег, едва прочитав, — он как раз тогда готовился уехать в Бантам миссионером, вместе с экспедицией Корнелиса де Хаутмана.