Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

— Знаю, — тихо сказала акушерка. «Ты покричи, не бойся, тут на мили вокруг никого нет. Тут пациент Хосе жил, старик бездетный, он умер зимой, и нам этот домик завещал. С детьми будем приезжать, когда тут нет дождя, — Мирьям рассмеялась, — тут хорошо. И море близко».

— Да, — Констанца широко открыла рот, и, подышала несколько мгновений. «Кроме Хосе, никто ничего не должен знать».

— Не узнают, — твердо ответила Мирьям и распахнула ставни. «Так хоть и прохладней, — она улыбнулась, — но воздуха больше. А кто еще знает?»

Констанца остановилась у стены. «Миссис Марта и миссис Стэнли, ну, да они не проговорятся. Она сглотнула, но, справившись с собой, договорила: «И он знает, конечно.

Главное, чтобы Джон не узнал».

— Почему? — Мирьям опустилась на колени, осматривая Констанцу.

— У моего брата, — Констанца уцепилась за ее плечо, — старомодные представления о чести.

Он его вызовет на дуэль.

— Какие у тебя пальцы железные, — одобрительно сказала Мирьям.

— Я, — Констанца сдержала стон, — мастер, я не только в телескопы смотрю, но и сама их строю.

— Ну вот, — Мирьям поднялась, — сейчас потуг ждать будем. Пойдем, еще погуляем.

Она взглянула на бледное, покрытое потом лицо подруги, и осторожно проговорила: «Ты ведь можешь потом жить здесь, в Амстердаме, и забрать дитя».

— Не могу, — Констанца коротко, сильно вскрикнула и тут же умолкла. «Ты не понимаешь. Я слишком много знаю, чтобы король позволил мне уехать из Англии. А если я просто исчезну — Джона положат на плаху за государственную измену, Яков ему это много раз обещал».

— Может, он так шутил, — неуверенно сказала Мирьям.

Темные, наполненные болью, глаза взглянули на нее. «Яков, — часто дыша, ответила Констанца, — никогда не шутит. И хватит об этом, отец позаботится о ребенке, и все будет хорошо».

— Но так, же нельзя, — Мирьям ласково вытерла ее лицо салфеткой — ведь у тебя, с ним, было что-то…

Констанца посмотрела на серое, низкое, набухшее тучами небо в окне, и, сдерживая крик, схватив руку Мирьям, ответила: «Ничего не было. Это был просто шторм».

Серые, мощные валы разбивались о камни набережной. Горизонт был затянут туманом, в воздухе висела бесконечная пелена дождя — мелкого, назойливого. Облетевшие листья, — золотые, рыжие, — плавали в темных лужах.

— Мадам, — комендант порта Кале терпеливо взглянул на Констанцу, — ну вы же сами видите.

В проливе шторм, ни одно судно дальше гавани просто не выйдет. Даже за государственную казну Франции, уверяю вас. Никто не хочет терять корабль, экипаж и собственную жизнь.

Девушка фыркнула и, накинув на рыжую голову капюшон плаща, сказала: «Море, месье, для того и существует, чтобы по нему плавали. Вон, — она прищурилась и сладко улыбнулась, — виден какой-то корабль. Ваш пресловутый шторм не помешал какому-то смельчаку.

— Скорее, сумасшедшему, — вздохнул капитан, и, взяв подзорную трубу, присвистнул: «Да вы сами посмотрите, мадам — у него все паруса в дырках, и он подозрительно кренится. Дай Бог, чтобы прямо у причала ко дну не пошел. Так что, — вздохнул комендант, — кто бы этим смельчаком ни был, — стоять ему на ремонте.

Констанца вздернула нос, и, выйдя на причал, отворачиваясь от холодных брызг, пригляделась к носу барка. «Королева Анна Катарина. Копенгаген».

За кормой висел флаг, — мокрый, поникший даннеброг.

Корабль осторожно подошел к причалу, и паруса, будто выдохнув, опустились. «Бедный, — вдруг подумала Констанца, — и вправду, будто прихрамывает. На скалы, наверное, наскочил».

С набережной на борт корабля подняли деревянный трап и девушка, уже повернувшись, чтобы идти на постоялый двор, услышала звонкий, мальчишеский голос: «Тетя Констанца, это вы?»

Высокий мальчик, с мокрыми, белокурыми волосами, шмыгая носом, сбежал вниз и рассмеялся: «А вы тоже приехали?»

— Уезжаю, Этьенн, — Констанца поцеловала его в щеку, — да вот, — все никак уехать не могу. А что твой брат?

— Они все прямо в Лондон отправились, — махнул рукой Этьенн, — Дэниел, Мария, Тео, дедушка Мэтью и бабушка Марта. Их, наверное, и шторм не тронул, а нас, — мальчик поежился, — от самого Амстердама трепало. Папа сейчас выйдет, он переодевается.

— Да особо не во что, — раздался сзади веселый голос. Он стоял, засунув руки в карманы матросской куртки. Констанца посмотрела в голубые, окруженные морщинами глаза, и он добавил: «Три ночи в трюме воду откачивали, а все равно — сундуки затопило. Ну да Господь с ними, — Волк махнул рукой и рассмеялся, — помните, я вам говорил, что вообще-то — не люблю плавать?»

— Помню, мистер Майкл, — Констанца тоже улыбнулась.

— Месье Мишель, — красивая бровь поднялась вверх. «Да ну хотя, — Волк оглянулся, — тут и нет никого. Беги, Этьенн, в «Три лилии», — Волк кинул сыну мешочек серебра, — скажи там месье Жан-Полю, что нам нужны комнаты.

— Вы не сразу в Париж? — удивилась Констанца. «А город переполнен, все ждут, пока шторм стихнет, уже пятый день ни один корабль из гавани не выходит».