Читаем Вельяминовы. Век открытий. Книга 1 полностью

Джон чиркнул кресалом и зажег свечу. Они еле дошли до его каморки, останавливаясь на каждом углу, целуясь, держась за руки. Юноша все-таки успел купить у припозднившейся цветочницы фиалки. Чайка стояла, оглядывая его простую, но аккуратную комнатку, прижимая к себе букет.

На деревянной полке были сложены потрепанные томики. Чайка внезапно потянулась и взяла стихи Кольриджа. Она полистала книгу: «Товарищ Брэдли, а у вас отменный почерк. И ошибок вы не делаете». Чайка прищурилась и вытащила еще один том: «И даже французский язык знаете». Она держала в руках «Кузину Бетту» Бальзака.

- Моя бабушка, - пробормотал Джон, краснея, - была француженка. Из гугенотов, - зачем-то добавил он. Отец строго запретил ему брать с собой книги, но юноша не удержался, и купил несколько томиков у букиниста на Чаринг-Кросс.

- Мне казалось, - розовые губы Чайки улыбались, - мне казалось, что бабушка Мадлен была католичка, товарищ Холланд.

Теперь он узнал эти глубокие, синие, большие глаза.

- Полина! - потрясенно сказал Маленький Джон.

- Кузина Полина! Но как…, - она отложила Бальзака и скользнула к нему в объятья. От нее пахло фиалками, во дворе кто-то пьяно орал песню, цокали копыта лошадей, в окошко было видно темное небо, и крупные, чистые звезды. Ее волосы с шуршанием упали ему на плечо. «Я бы тебя не узнала, -шептала Полина, - если бы не клык. Ты очень возмужал, дорогой кузен».

- Я четыре года был в Южной Африке, - он целовал эти губы, едва касаясь, не смея расстегнуть маленькие пуговки на ее платье. «Закончил Кембридж, на год раньше, чем положено, и уехал туда».

- Ты очень способный, - Полина взяла его лицо в ладони.

- Очень, - подтвердил Джон, целуя пятна от чернил на ее пальцах.

- Послушай…, - он замер, и Полина прижалась к нему.

- Я ничего не хочу знать, - тихо сказала она.

- Но я тебе все расскажу…, - Джон приложил палец к ее губам и попросил: «Не надо. Ничего этого не было. Есть только ты и я, и так будет всегда. Но я все равно, - юноша рассмеялся, чувствуя, как бьется ее сердце, - все равно буду звать тебя Чайкой, любимая. Пока мы живы. Завтра я поеду к родителям и напишу твоей маме, вот и все».

- Так просто, - подумала Полина, взяв губами клык, целуя его шею. «Мама мне говорила, когда любишь, все просто. Неужели так бывает?»

Он, на мгновение, отстранился: «Ты же, наверное, не хочешь венчаться?»

- С тобой я хочу все, - Полина покачала головой. Девушка, вдруг, посерьезнела: «Я еду в Америку, учиться, в Оберлин-колледж. Я хочу получить диплом бакалавра, Джон, а в Европе женщин пока не пускают в университеты».

- Дураки потому что, - пробормотал он, поднимая ее на руки. Она была легкая, такая легкая, она обнимала его за шею. Джон зарылся лицом в ее волосы: «Я поеду с тобой. Я все-таки адвокат, с тем самым дипломом. Ты будешь учиться, а я работать. Заодно хоть наших американских родственников повидаем. Вот и все, все просто, любовь моя».

Он успел подумать: «Никаких записок я оставлять не собираюсь. У папы достанет народу без меня, такими делами заниматься. Буду спокойно жить с Полиной, растить детей…, - они опустились на узкую кровать, фиалки рассыпались вокруг. Джон, взяв одну губами, провел нежными лепестками по ее лицу: «Я весь твой, Чайка, до конца наших дней».

Человек, что стоял на лестнице, прислушиваясь, приник ухом к тонкой, дощатой двери. Он почесал черные волосы. Спустившись вниз, мужчина повернул к Сити. На углу Ладгейт-Хилл он оглянулся и пробормотал: «Не такие это новости, чтобы из-за них начальство беспокоить. Однако то, что мне Гликштейн сказал, не терпит отлагательств».

Он дошел до трехэтажного дома и постучал в синюю дверь. В щели виднелся тусклый свет газового фонаря. Окошечко открылось, его оглядели. Человек, шагнув внутрь, коротко кивнул: «К утру мне надо быть на полигоне».

- Сейчас пошлю весточку на пристань, - ночной охранник потрогал оловянный чайник и усмехнулся: «Налить вам, Столяр? От вас виски разит на милю».

Человек устроился на скамейке. Устало прикрыв серые глаза, он кивнул: «Налейте, пожалуйста. В Ирландии я такого чаю не попью».

- От «Клюге и Кроу», - заметил охранник. Протянув Столяру кружку, он застучал ручкой телеграфного аппарата.

Джон проснулся от плеска воды за дверью умывальной. В каморке было тепло, пахло фиалками. Он, перевернувшись, поцеловал сбитую подушку. На постели лежали лепестки цветов. Джон услышал скрип двери. Полина, в одной короткой, простой, холщовой рубашке, стояла, прислонившись к косяку. Белокурые волосы были собраны в небрежный узел. Одна прядь выбилась и падала на нежное плечо. Она шмыгнула на кровать и оказалась в его руках. «Я думал, - весело сказал Джон, привлекая ее к себе, - что у вас..., - юноша покраснел, - таких не бывает».

Темные ресницы задрожали, она ответила на его поцелуй и рассмеялась: «Это заблуждение. Есть девушки, которые хотят дождаться любви. Ты такую девушку и встретил».

- Есть юноши, - проворчал Джон, устраивая ее на себе, - которые тоже хотят дождаться. Одного из них ты сейчас видишь.

Полина наклонилась и шепнула: «Я говорила, ты очень способный».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза