- Совершенно незачем, - проворчала Полина, но спорить не стала: «И Мейденхед я навещу, -улыбнулась девушка, - бабушку Марту и дедушку Питера повидаю. Как они?»
- Хорошо, - Джон потянулся и закинул руки за голову: «Дедушке Питеру четыре года до столетия, а он в Сити до сих пор ездит, в контору. Мы с тобой, Чайка, - он все любовался румянцем на белых щеках, -столько же проживем, обещаю». Она ушла, Уайтчепел еще спал, глубоким, воскресным сном. Джон тоже задремал, едва его голова коснулась подушки, крепко и сладко, так, как он спал еще в Австралии, когда мама брала его на руки и ласково укачивала. Он спал и улыбался во сне.
Герцог отхлебнул остывшего кофе: «Новости ты мне привез отменные, Столяр. А что Брэдли, не опасен?»
- Мальчишка, - тот, кто называл себя О’Брайеном, отмахнулся: «Но я бы на вашем месте, мистер Джон, последил за ним. Судя по всему, он этой Чайкой увлекся не на шутку. Гликштейн мне сказал, что она будет на тайном собрании. Через неделю, в воскресенье. Наверняка, и Брэдли за ней отправится. Там всех и возьмете».
- Чайка..., - герцог погрыз карандаш.
В комнате было пусто, в открытое окно дул свежий ветер с моря.
- Юджиния купаться пошла, наверняка, - отчего-то подумал Джон: «Надо сегодня с ней посидеть, проверить, как она помнит европейские явки. Потом она отплывет, и я уеду в Лондон. Разберемся с Гликштейном и его бандой, и можно будет отдохнуть. Еву навещу, я давно там не был».
Он прислушался. С берега доносился плеск воды. Джон заставил себя не вспоминать, как, неделю назад, засидевшись над бумагами, он ранним утром распахнул ставни. Юджиния стояла на берегу, в одной мокрой, холщовой рубашке. Девушка сворачивала влажные, каштановые волосы в узел. Длинные, загорелые ноги были обнажены. Рубашка доходила только до колен. Она, внезапно, повернулась к дому. Джон увидел начало маленькой, белоснежной груди. Юджиния улыбнулась, герцог вздрогнул, и отпрянул от окна. Стянув рубашку, девушка бросилась в мелкую воду.
С того дня он каждое утро смотрел на море, однако Юджиния больше не появлялась. Прошлой ночью Джон проснулся. Лежа в своей простой кровати, он пробормотал: «Нельзя. Она родственница, она на тебя работает, она совсем девчонка. Да и ты, - добавил он сквозь зубы, - женат».
Он все-таки встал. Пройдя в умывальную, тяжело дыша, Джон сделал то, что делал уже двадцать лет. Однако он видел перед собой не Еву, какой она была до болезни. Он видел высокую, стройную девушку с лазоревыми глазами, стоявшую на берегу моря. Когда ее брат уехал обратно в Кембридж, герцог, ворчливо, сказал Юджинии: «Правильно, что Стивен себе ваши семейные вещи оставил. Хороша ты была бы фрейлейн Брандт с магометанским медальоном».
Белые, крепкие зубы блеснули в улыбке: «Мне не надо, дядя Джон. Мне папа много рассказывал о моем прадедушке. Салават Юлаев его звали. А мама, о дедушке Элайдже и его отце, капитане Кроу. У меня кровь Ворона, как и у вас, - Юджиния приложила ладонь к сердцу, - все это здесь».
- И кровь месье Лавуазье, - пробормотал Джон себе под нос, когда она, покачивая узкими бедрами, вышла из комнаты: «Правильно мы сделали, что юного Стивена в экспедицию Франклина не пустили. Незачем ему во льдах пропадать. Голова у него отменная, будет прекрасный инженер».
Герцог взял потрепанную папку и отдал ее Столяру: «Чайка эта нам известна. Здесь донесения из Кельна, от наших немецких, - Джон тонко улыбнулся, - коллег. Год назад у них такой курьер подвизался. Невысокая, белокурая, судя по всему, француженка».
Столяр пробежал глазами расшифрованные строки. Прикусив зубами папиросу, мужчина помотал головой: «Я, конечно, мистер Джон, в Оксфорде не языками занимался, а юриспруденцией, но немцы, - он положил ладонь на папку, - ошибаются. Она не парижанка, это точно. С востока откуда-то, - Столяр задумался, - Эльзас, Лотарингия...»
- Ладно, - Джон почесал коротко стриженые волосы, - с Гликштейном и его друзьями мы без тебя разберемся. Езжай на север, повидай матушку, и возвращайся в Корк, мой дорогой Фрэнсис О’Брайен. До станции тебя довезут, экипаж готов.
Он проводил Столяра глазами, отнес папки в архив, и вышел на террасу. Море было пустым, паровая яхта, что доставила агента из Лондона, уже ушла.
Столяр был из старой семьи протестантов в Белфасте, переселившихся в Ирландию еще при короле Якове. Отец его, устав от постоянной вражды с католиками, вернулся на север Англии, когда Столяр был подростком. Джон каждый год проверял досье новых студентов Оксфорда и Кембриджа. Герцог выбирал тех, с кем, как он шутил: «Стоит повстречаться».
Акцент у юноши был безупречным, Ирландию он знал, как свои пять пальцев. После университета Джон отправил его в Бостон, с документами Фрэнсиса О’Брайена, эмигранта из Ливерпуля. Американские коллеги были предупреждены и на О’Брайена завели дело в полиции. Он стал ходить на собрания ирландского землячества. После пьяной драки, О ‘Брайен сел на корабль, идущий в Корк. Дальше все было просто.