Читаем Вельяминовы. Век открытий. Книга 1 полностью

В доме была большая библиотека на всех европейских языках. Юджиния, полистав том Бальзака, отложив его, вздохнула.

- Одиноко, - пробормотала девушка.

Джон предупреждал ее об этом. Он говорил, что везде, и в Европе, и в России она будет одна. «Там есть резиденты, - заметил герцог, - но работать тебе придется без них. Эти люди только для связи. Для того, чтобы посылать сведения мне. Есть сигнал тревоги, ты помнишь его».

Юджиния помнила. Ей надо было отправить письмо в Берлин, до востребования, на почтовый ящик под четырьмя цифрами.

- Вот и все, - Джон махнул рукой: «Правильно, что я не стал вмешивать в это Кардозо или еще кого-нибудь из семьи. Пусть себе живут спокойно. Хватит и того, что Шмуэль ей комнату снимет».

- А в остальном, - закончил герцог, - просто передавай весточки вместе с теми сведениями, что ты будешь отправлять. Стивен все получит. Не лезь на рожон, ты туда не мстить едешь, а работать. Удастся тебе что-то узнать о Воронцовых-Вельяминовых, тем лучше. Но вряд ли, как мне кажется, - он вздохнул, - старшему мальчику пять лет было. Он помнил, кто он такой. И что бабушка и дедушка у него Кроу, тоже помнил. Как-нибудь бы связался, пришел бы в посольство. Думаю, там давно нет в живых никого, одни могилы.

Юджиния вспомнила, что бабушка Марта рассказывала ей о Сибири и поежилась.

- Пьешь, - раздался у нее за спиной смешок: «Отличное бордо. Такое в Лондоне по пять гиней за бутылку продается. В Брук-клубе только его и заказывают, - герцог опустился в кресло напротив и налил себе вина.

Трещали дрова в камине. Он грел в руках простой стакан: «У нас газовые фонари давно, газовые плиты, а когда-нибудь, - Джон обвел рукой комнату, - все это электричеством будет освещаться, обещаю. Но все равно, лучше живого огня ничего нет».

Его прозрачные, светло-голубые глаза, взглянули на Юджинию: «На рассвете яхта придет, собирайся».

- Я готова, - девушка выпила и вдруг, дерзко, спросила: «Дядя Джон, а вам никогда не бывает одиноко?»

Герцог молчал. Сжав зубы, он осушил бокал: «Не стоит об этом говорить, Юджиния».

- Корнелия, - поправила его девушка. Поднявшись, она наклонилась над его креслом. Каштановые волосы пахли солью. «Это не я, - услышал Джон шепот, - Юджинии Кроу больше нет. Она умерла, утонула в Атлантическом океане. Вы сами мне говорили. Это не я...»

- Не ты, - согласился Джон. Сам не понимая, что делает, он протянул руку и привлек Юджинию к себе. Пустой стакан прокатился по столу и упал на потрепанный ковер, ветер стучал ставней: «Это не она. Это Корнелия. Один раз, один только раз».

Наверху она лежала, уткнувшись носом в его плечо, потрясенно, тяжело дыша. Джон рассмеялся:

- Так даже лучше. Это тебе бы только мешало там, - Джон повел рукой: «Но ты, - он прикоснулся губами к большим, лазоревым глазам, - ты меня дразнила, Корнелия. Я видел».

Она покраснела. Коротко кивнув, девушка шепнула ему что-то на ухо. «Я постараюсь, - ответил Джон, - чтобы ты сегодня не заснула».

Она все-таки задремала, так и обнимая его. Джон, найдя на полу сигары, глубоко затянулся: «Придумаю что-нибудь, - он выпустил дым, - разберемся, а пока, Господи, как я устал. Я просто хочу, чтобы рядом со мной кто-то был. Хотя бы ненадолго».

- Спасибо, - услышал Джон ее голос. Он погладил девушку по голове: «Я приеду, проверю, как ты там, в Амстердаме обустроилась. А потом и в Берлине..., - он не закончил и Юджиния кивнула: «Я все понимаю. Я просто..., просто буду вам благодарна, вот и все».

Он молчал, протянув ей папиросы, чиркнув спичкой.

- Я за твоей спиной, Корнелия, - наконец, сказал Джон: «Ты помни это. Если что, я сделаю все, чтобы тебя оттуда вытащить. Ничего такого не случится, конечно, - Джон подмигнул ей и взял с пола папку: «Знаешь, что это?»

- Моя папка, - она улыбнулась: «Я ее много раз видела. Только моего имени там нет. Корнелии Брандт».

- Еще чего не хватало, папки именами подписывать, - буркнул Джон. Покусав карандаш, поцеловав ее теплое плечо, он решительно набросал: «Шпага».

- Почему? - спросила Юджиния.

- Ты на нее похожа, - Джон прижал ее к себе: «На вашу, семейную, шпагу Ворона. Вроде и красивый клинок, а бьет без промаха. По-немецки, «Брандт» означает «меч», о чем ты, - он поцеловал девушку в нос, - должна помнить. Теперь иди ко мне, - он порылся в вещах и нашел свой хронометр, - через два часа здесь будет яхта, а я еще не сделал всего того, что хотел».

Герцог стоял на серых камнях берега, кутаясь в свою потрепанную куртку, дыша на руки. Утро было зябким. Паруса яхты растворялись в белесой дымке. Пахло солью, дул влажный, несильный ветер. Джон вздохнул: «Через сутки она будет в Схевенингене. Вот и хорошо».

Он, внезапно, поморщился:

- Что-нибудь придумаю, - успокоил себя Джон: «Я говорил, такого не повторится. Только с ней, обещаю. Еве об этом знать не надо, ни к чему».

Он, зачем-то, помахал яхте. Мачты почти скрылись из виду. Закурив, Джон пошел к воротам, за ночной почтой. Там, как он надеялся, лежала каблограмма из Лондона, от сына.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза