Вельяминовы. Время бури. Книга 4

Скрибнер заказал отличное бордо, вальдорфский салат, стейки с кровью, гратен дофинуа, и лаймовый пирог. За десертом и кофе он передал Кривицкому конверт с наличными, плату за предисловие. Просмотрев текст, Скрибнер, одобрительно, сказал:

– У вас хороший слог. Если вы захотите написать более подробные мемуары… – он заметил страх, в глазах русского:

– Какие мемуары… – вздохнул Скрибнер, – он собственной тени боится. Не то, что леди Холланд, ее ничем не устрашить… – аванс за книгу перевели на счет мистера Френча. Расплачиваясь за обед, издатель решил, что леди Холланд надолго в Америке не останется:

– Троцкого убили. Она может в Германию отправиться. Возьмет интервью у Гитлера, она на подобное способна… – пакет с главами Скрибнеру доставили из Государственного Департамента. Работники американского посольства, в Москве, после рождественского приема, обнаружили конверт в дамской комнате. На конверте значилось: «Мистеру Чарльзу Скрибнеру, в собственные руки». Издателю почти хотелось попросить у дипломатов список приглашенных. Скрибнер оборвал себя:

– Какая разница, под каким именем он… то есть она, живет в Москве? Главное, что она выполняет авторские обязательства… – книга обещала стать бестселлером.

Скрибнер попрощался с Кривицким. Агент увел русского через черный ход. Издатель решил выпить послеобеденный бренди, в холле. Устраиваясь в просторном кресле, он заметил хорошо одетых бизнесменов, постарше и молодого, высокого, с каштановыми волосами. Они заказывали кофе, у бара.

Эйтингон посмотрел на часы:

– Паук здесь отобедает, завтра вечером. Назначим на это время операцию, чтобы обеспечить алиби, так сказать… – Наум Исаакович раскурил толстую, кубинскую сигару, пыхнув ароматным дымом:

– Ты завтра днем свободен, – добавил он, – я с Пауком время проведу. Сходи в музей, выбери подарки… – Петр кивнул. Он хотел привезти Володе набор игрушечных машинок, компании Hubley. Они производили точные реплики автомобильного парка США. Петр представлял, как обрадуется мальчик. Володя любил возиться с поездами и машинами. Тонечка, смеясь, говорила, что сын вырастет инженером.

Петр вздохнул:

– Скоро увидимся. Летом поедем в Цюрих, отправимся в горы, на озера… – новая должность, в первое время, требовала от него чуть ли не круглосуточной работы. Воронов, все равно, хотел освободить пару дней. Тонечке он покупал чулки, туфли, и белье. Петр, украдкой, записал мерки жены, хотя знал их наизусть. Он просто смотрел на цифры, в блокноте. Фото Тонечки брать на операции было нельзя. Он шевелил губами: «176—88—60—86—38». Иногда Воронов целовал листок, видя белокурые волосы, прозрачные, голубые глаза жены. Он засыпал, успокоено улыбаясь, слыша ее ласковый голос и лепет Володи.

Майор Горовиц велел таксисту остановить автомобиль, не доезжая двух кварталов до его дома, дорогого комплекса, в стиле ар деко, отделанного мрамором и гранитом, на Коннектикут-авеню. Небоскреб Уоррена-Кеннеди, как его называли, наполняли офицеры. Не меньше семидесяти квартир занимали сослуживцы Мэтью по министерству и генеральному штабу. Его соседями были конгрессмены, ученые, советники в президентской администрации.

Мэтью довольно редко появлялся в апартаментах, но в доме его любили. Майор давал щедрые чаевые консьержам и лифтерам, раскланивался со своими соседями, делал комплименты женщинам. В квартиру Мэтью въехал осенью, после ремонта. Окна апартаментов выходили на зоологический парк, где Мэтью встречался с куратором, из советского посольства.

Майор Горовиц развел руками:

– Придется на какое-то время отказаться от уборщицы. При доме есть своя служба. Я не хочу вызывать подозрения… – куратор похлопал его по плечу:

– После Рождества к нам приедет гость. Я думаю, он привезет хорошие новости, товарищ Мэтью… – русский подмигнул ему. Мэтью с нетерпением ожидал визита мистера Нахума. Он понял, что относится к старшему товарищу, как к отцу. Куратор показал фотографию орденского удостоверения, с именем Мэтью:

– К сожалению, я не могу оставить снимок… – Мэтью карточка и не требовалась. Он запомнил свое лицо на фотографии, орден Красной Звезды, запомнил слова, переведенные куратором: «За образцовое выполнение специальных заданий командования».

Вернувшись, домой, Мэтью достал шкатулку с посмертно присужденным отцу крестом «За выдающиеся заслуги». Он смотрел на старую, пожелтевшую фотографию. Полковника Горовица сняли перед битвой при Аррасе, где он погиб, рядом с огромным, тяжеловесным, британским танком. Мэтью потрогал тусклый металл креста:

– Ты был бы рад, папа, я знаю. Рад, что у меня тоже есть орден… – пока Америка не воевала, надежд на получение наград не оставалось. Мэтью, впрочем, намекнули, что он может достичь звания полковника, года через два.