– Отто, в Тибете, узнает, что такое настоящий мороз, – Макс покачал носком начищенного ботинка, – интересно, когда он женится? Мне в следующем году двадцать восемь, время пришло. А ей будет двадцать. Папе она понравится, непременно. У нее есть еврейская кровь…, – Макс почесал светловолосый, хорошо подстриженный висок:
– Папа евреев ненавидит, но, говоря по правде, она аристократка. Ее мать из семьи, получившей титул от Вильгельма Завоевателя, – Макс знал, чем занимается дядя фрейлейн Кроу:
– Не будет он ее искать. Она напишет, в Англию, что встретила любимого человека, вышла замуж. Такое даже с гениями случается…, – он, издалека, увидел Муху.
Агент шел в хорошем твидовом пальто, без шляпы, солнце играло в каштановых волосах. Муха поставлял отличные сведения о вооружении русских. При последней встрече, в Испании, Макс велел ему обратить внимание на соединения, расквартированные в Сибири и на Дальнем Востоке. Об информации попросили японские коллеги.
Муха опустился напротив Макса. Гауптштурмфюрер, озабоченно, подумал:
– У них чистки. Если его расстреляют, мы потеряем отличный источник информации. А что делать? – он заказал кофе:
– Подобные вещи предугадать нельзя. Попрошу рейхсфюрера дать разрешение приютить Муху в Германии. Но зачем он нам нужен, он славянин…, – Макс надеялся, что Муха, будучи неглупым человеком, почувствует опасность. В Германии предполагали, что многие агенты НКВД, получив приказ об отзыве в Москву, решат остаться в Европе:
– С другой стороны, у них опыт работы…, – Макс посмотрел на сахарницу:
– Правильно говорит Отто, сахар, это яд. Папа от него отказался, по примеру Отто, и стал себя лучше чувствовать. Фюрер вегетарианец, но на такое я не способен…, – Макс всегда хвалил немецкую кухню, но предпочитал здешние, средиземноморские блюда.
Они с Мухой поболтали о погоде, агент передал запечатанный конверт, и достал из кармана еще одну бумагу.
Вернувшись в Барселону, под предлогом того, что надо купить припасов, на рынке, Петр сбегал по адресу Тонечки. Квартира была закрыта, на его стук никто не отозвался. Записку он оставлять не стал:
– Она, наверное, в городе. Отлучилась куда-нибудь. Как я хочу ее увидеть…, – Воронову, даже на лестнице, почудился запах лаванды.
Он взял яиц, чоризо, сыра, свежего хлеба, овощей, отличный, сладкий виноград, и несколько бутылок вина. После завершения операции в Теруэле, он с Эйтингоном, по воздушному коридору, возвращался в Мадрид. Серебрянский ехал, как туманно заметил товарищ Яша, на восток.
Весной планировалось убийство «Сынка», Льва Седова. Пока Петр оставался в Испании, но хотел попросить отпуск. В Барселону, почти каждый день прилетали самолеты из Москвы. Путь на родину был легким.
– Степана я на свадьбу не приглашу. Еще напьется, алкоголик. Пусть сидит в Забайкалье. Хотя он капитаном стал. Судя по всему, урок пошел на пользу…, – в записке были координаты сиротского приюта в Теруэле, переданные Стэнли, и с десяток имен людей, по слухам, направленных на фронт штабом ПОУМ.
– Нам все равно, кто это будет,– Петр щелкнул зажигалкой: «Нам важно…»
– Я понял, что вам важно, – усмехнулся фон Рабе:
– У них есть агент среди националистов. Испанец, из штаба Франко, или один из журналистов, отирающихся вокруг. Но я не могу переходить линию фронта, я здесь не для такого. Вернусь в Париж, и свяжусь с коллегами, у Франко. Шпиона найдут и расстреляют…, – фон Рабе смотрел на шпили Саграда Фамилия: «Ладно, окажу Мухе услугу. Ему надо поддерживать хорошую репутацию в НКВД».
– Нет ничего проще, – фон Рабе аккуратно спрятал бумагу в черный, скромный блокнот на резинке. Он всегда пользовался такими записными книжками, покупая их в Париже, в Латинском Квартале: «Положитесь на меня».
Они пожали друг другу руки, Муха ушел. Фон Рабе допил кофе:
– Теперь поищем леди Антонию Холланд. Очень надеюсь, что она в Испании. Она думает, что я ее потерял, что она сбежала. Она ошибается, – Макс, в Берлине, прочел «Землю крови». Он хорошо помнил стиль леди Антонии.
– Мистер Френч, приятно познакомиться, – шутливо подумал фон Рабе. Рассчитавшись, он пошел на бульвар. Макс надеялся, что в пресс-бюро республиканского правительства, подскажут, где искать леди Антонию.
С маленькой кухоньки упоительно пахло кофе и жареным хлебом, в комнату доносился мелодичный свист:
– -Avanti o popolo, alla riscossa
Bandiera rossa, Bandiera rossa…
Лучи яркого, утреннего солнца лежали на старых половицах. Окно немного приоткрыли, в спальне гулял свежий ветерок. Над черепичными крышами города, над бульваром Рамбла, в пяти минутах ходьбы отсюда, мерно звонил колокол. На простом, деревянном столе красовалась расчехленная пишущая машинка. Рядом лежала стопка блокнотов, отпечатанные листы бумаги и несколько пачек папирос. Шкафа в комнате не имелось. На стуле стоял потрепанный, кожаный саквояж, от Asprey. Из сумки виднелось что-то невесомое, шелковое, воздушное. От холщовой наволочки на подушке веяло лавандой.
В кровати до сих пор было тепло. Он чувствовал рядом длинные, стройные ноги, гладкую, горячую спину, слышал ее ласковый шепот: