Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

– Француз, или испанец, Наум Исаакович? Или оба? Пистолет у меня готов. Где живет Лорка, я знаю, и Экзюпери тоже быстро найду…, – Эйтингон вспомнил:

– Он читал Лорку, он говорил. Какая разница, – рассердился начальник отдела. Он забрал у Воронова монету:

– Герр Рихтер нам еще понадобится, а Лорке Сокол представлялся своим настоящим именем. Нечего, – он прищелкнул пальцами, – здесь раздумывать. Убийство француза, журналиста, будет подозрительным. Лорка все равно обречен, – Эйтингон чиркнул спичкой:

– Убери кольт. Мы руки пачкать не собираемся.

– А как иначе? – удивился Петр. Эйтингон вздохнул: «Учись и запоминай. Закончим дела, и вернемся в Мадрид, вплотную знакомиться с твоим будущим опекуном, графом фон Рабе».

Петр, аккуратно, писал анонимное письмо о связи Лорки с московскими агентами. Он поинтересовался:

– Наум Исаакович, а что, – юноша указал на потолок, – из Москвы не поступало распоряжений насчет Сокола?

– Пока нет, – пожал плечами Эйтингон. Он пробежал глазами письмо:

– Отлично. Завтра, после такого, – он помахал бумагой, – Лорку совершенно точно арестуют и расстреляют. Испанские товарищи будут благодарны. Теперь фалангистов возненавидят еще больше, – он отправил Воронова подбрасывать письмо в штаб-квартиру гранадской Фаланги. Налив бокал хорошего, сухого вина, Эйтингон устроился на балконе, рассматривая звезды:

– Ничего, скоро здесь будет не протолкнуться от писателей. Появятся книги об испанской революции. Лорка, небольшая потеря. Товарищ Сталин всегда повторяет слова Горского, в нашей борьбе не избежать косвенного ущерба…, – операция «Паутина» началась отлично. Паук, пока не поставлял информации, но Эйтингон был уверен, что это время не за горами.

– Твое здоровье, Наум Исаакович, – смешливо сказал себе Эйтингон, – прекрасная работа.

Он потягивал сухое вино, купаясь в тепле августовской ночи.

Меир пришел к дому Лорки после завтрака. В роще миндальных деревьев распевались птицы. Держа томик стихов, юноша, удовлетворенно повторял про себя, испанские фразы. Меир несколько раз написал слова в блокноте. Ему хотелось сказать Лорке, что он еще никогда не слышал такой музыки, никогда не засыпал и не просыпался, думая о стихах. Над головой Меира шелестели серо-зеленые листья, сухая земля рассыпалась под ногами.

– Наверное, такое случается, – понял юноша, – когда любишь. Когда я встречу девушку…, – он покраснел, – я ей обязательно прочитаю эти стихи…., -прислушавшись, Меир замедлил шаг.

От дома доносились какие-то голоса. Меира с дороги заметно не было, юношу, надежно, скрывали деревья. Он увидел заведенную машину, и троих мужчин в синих рубашках фалангистов, с оружием. Лорка садился в старый форд. Меир узнал поэта по фотографиям. Он шагнул вперед, прижимая книгу к груди, забыв, что у него нет оружия, забыв, что ему нельзя вызывать подозрения, забыв обо всем.

Он только помнил жаркую ночь, шорох деревьев, плеск реки, темные косы, разметанные по белому песку. Юноша прошептал:

– То было ночью Сант-Яго, ночью Сант-Яго…, – машина рванулась с места. Выбежав на дорогу, Меир заметил залепленные грязью номера. Книга выпала в белую пыль, трещали цикады. Подняв стихи, Меир вытер обложку рукавом пиджака. Ему предстояло вернуться в Мадрид, и выполнять задание.

Часть вторая Осень 1936 года

Лондон

Двухместный, лазоревый Jaguar SS100 с открытым верхом несся по Грейт-Рассел стрит. Машина ревела, виляя в потоке автомобилей, меняя полосы. Не снижая скорости, водитель свернул на Музеум-стрит и ловко припарковался у паба. Дверца распахнулась, высокая девушка в твидовой, темно-коричневой юбке по колено, сунула под мышку свернутые газеты, лежавшие на пассажирском сиденье. Белокурые волосы прикрывала шерстяная беретка. Прозрачные, светло-голубые глаза посмотрели на террасу паба.

Осень стояла отменная. На серой брусчатке тротуара шуршали рыжие листья. В голубом небе Блумсбери сияло полуденное солнце. Маленький самолетик кружил над крышами, таща рекламный лозунг зубной пасты Colgate. Завидев кого-то на террасе, девушка улыбнулась, сверкнув белыми зубами. Помахав приятелю, она подхватила из машины сумочку, потрепанной кожи, больше похожую на офицерский планшет. Обедающие мужчины, исподтишка провожали ее глазами. Каблуки девушки стучали по каменным ступеням. Она вздернула острый подбородок. Человек, ожидавший ее, поднялся. Они были почти одного роста. Поцеловав его в щеку, она попросила официанта: «Принесите мне кофе, пожалуйста».

– Поешь, – предложил ее приятель, высокий, темноволосый, в хорошо скроенном, но сильно помятом костюме. Рядом с тарелкой стояла переполненная пепельница, валялся исписанный блокнот.

– Мы на Флит-стрит перекусили, – отмахнулась девушка. Она сунула мужчине газету: «Полюбуйся, Джордж».

Он пролистал: «Социалистического рабочего»:

– Процессы в Москве представляют собой новый триумф в истории прогресса…, – на первой полосе газеты красовался отчет о суде над членами, как говорилось в газете, троцкистко-зиновьевского террористического центра.

Выхватив у него газету, девушка разъяренно смяла лист: