Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

– Теодор дружит с этой компанией, экспрессионистами, сюрреалистами, но ограничивается архитектурным рисунком, – Мишель указал на изящные гравюры:

– Архитектура требует умения держать в руках карандаш…, – понизив голос, он предупредил Лауру:

– При нем не критикуйте чашку, кузина. Творение его любовницы, мадемуазель Оппенгейм…, – высокая, худая девушка, в брюках и асимметричной, болтающейся на костлявых плечах хламиде, стояла перед собственным фотографическим портретом.

– У нее грудь есть, – озорно подумала Лаура, – а в такой одежде и не скажешь. Смелая девушка, снимается обнаженной, и не против, выставлять фотографии…, – мадемуазель Оппенгейм громко рассуждала о свободе искусства. Чашка с мехом олицетворяла подавленную буржуазным обществом женскую сексуальность, наконец-то получившую возможность самовыражения.

– Одна из любовниц, – со значением, прибавил Мишель.

– Кузен Теодор в Париже, известен, как бы это сказать, вольным образом жизни, – они с Мишелем сходили на представление «Креолки» Оффенбаха, в театре Мариньи. Заглавную партию пела американка, мулатка, мадемуазель Жозефина Бейкер. По словам Мишеля, она была близко знакома с кузеном Теодором.

– И Аннабелла с ним дружит, – Мишель указал на афиши, на Елисейских полях, – она звезда кино, снимается с Жаном Габеном…, – Лаура весело замахала рукой: «Я поняла, поняла, кузен Мишель».

Лаура и Наримуне договорились, по возвращению в Лондон, сходить в Британский музей, в галереи Кроу.

– Просто встретимся, – Лаура одевалась в спальне, – он родственник, дальний. Он в Токио возвращается, на следующей неделе. Но, если меня пошлют в Японию, мы увидимся…, – девушка присела на кровать, держа чулки:

– Ничего не случится, – твердо решила Лаура, – он дворянин, хоть и японский. Но я заметила, как он смотрел на меня…, – она вспомнила голубые глаза кузена Мишеля, в Париже. Барон де Лу провожал ее, на вокзале Гар-дю-Нор. Свистели поезда, пахло гарью. Он вздохнул:

– Приезжайте, кузина Лаура. Может быть…, – молодой человек помолчал, – возьмете отпуск. Вы Бельгию никогда не навещали. В Мон-Сен-Мартене очень красиво. Дядя Виллем восстановил замок, после войны. В церкви саркофаги бабушки Элизы и дедушки Виллема, к ним паломники со всей Европы собираются…, – Лаура рассмеялась: «Вы коммунист, кузен, вам не положено верить в Бога».

Мишель улыбался:

– Меня крестили, кузина. И первое причастие у меня было, в церкви Сен-Сюльпис, нашей семейной. Теодор меня на занятия водил. Он меня вырастил, после смерти родителей…, – Лаура покачала головой: «Вы его критикуете, в статьях».

Мишель развел руками:

– Когда он строит что-нибудь уродливое, кузина. Я не любитель стиля месье Гропиуса. Впрочем, Теодор не обижается. Да и что ему критика? Он самый дорогой архитектор в стране. У него очередь на три года вперед…, – у кузена, действительно, в работе, одновременно, было с десяток зданий и квартир. В его бюро трудились пятнадцать человек.

Лаура подошла к зеркалу. Загорелые щеки покраснели.

– Наримуне вежливый человек, – сердито сказала себе девушка, – и кузен Мишель тоже. Им нравится со мной разговаривать. Наконец-то, я могу не делать вид, что интересуюсь только Марлен Дитрих и лаком для ногтей, – решительно стянув волосы в узел, она выбрала строгий, твидовый костюм. Констанца уехала в лабораторию, Тони ушла в библиотеку. Накинув плащ, Лаура взяла зонтик. Кузен Наримуне ждал ее в полдень, у входа в Гиртон-колледж. Они договорились пообедать:

– В кафе. Он бы тебя не пригласил домой, такое не принято. Он дворянин, джентльмен…, – Лаура шла к Гиртон-колледжу, думая о его красивых, темных глазах.

Тони, конечно, не отправилась в библиотеку. Тщательно одевшись, она разыскала пансион. Тони захватила последний номер «Известий Королевского Общества». Она помнила номер комнаты, где проснулась утром. Все оказалось просто. В передней гостиницы приятно пахло кофе и жареным беконом. Пожилой хозяин всплеснул руками. Мисс, хоть и принесла обещанный постояльцу журнал, но разминулась с гостем. Он выехал рано утром, не оставив адреса. Хозяину не было известно, куда он отправился. Тони вспомнила расписание поездов. Мужчина мог быть где угодно. Спрашивать о его имени было подозрительно, однако Тони, обаятельно улыбнувшись, попросила у хозяина стакан воды. Старичок направился в столовую. Девушка, быстро, справилась в книге постояльцев.

Попрощавшись, она вышла на улицу. Тони стояла под мелким дождем, подняв воротник плаща, сжимая журнал.

– Немец, – повторяла она, – Максимилиан фон Рабе. Клянусь, я его найду, и убью, – она зашагала к дому. Пора было собираться. До рассвета Тони намеревалась выехать в Плимут.

Плимут

На двери двухэтажной пристройки, во дворе гостиницы «Золотой Ворон», висела табличка: «Сегодня музей закрыт». На зеленом, сочном газоне, под серым небом, разгуливали вороны. Внутри пахло воском для полов и солью. Дул ветер с моря. Мистер Сэмуэль Берри упер руки в бока, разглядывая визитера, седоволосого человека с тростью. Склонившись над застекленным стендом, он внимательно изучал карту работы первого Ворона.