– Теперь мне за каждым углом будут мерещиться наемные убийцы. Евреи не преминут ухватиться за шанс отыскать меня, отдать под суд, как военного преступника. В Нюрнберге меня заочно приговорили к смертной казни… – бросив на стол монеты, он поднялся, замотав шарф вокруг шеи. Кашемир показался ему грубой петлей веревки. Феникс опомнился:
– Пусть ищут, они никогда меня не найдут. Мне нельзя попадаться к ним в руки. Я должен восстановить братство СС, воспитать молодежь, вырастить Адольфа и Фредерику… – на парковке кафе дул сильный ветер, шуршали мокрые листья. Хлопнув дверью машины, Феникс вытер влажное лицо:
– Это только дождь. Когда я увидел ее, в Будапеште, всего неделю назад, я плакал, но больше я и слезы по ней не пророню. Пусть горит в аду, грязная предательница, тварь, вкравшаяся ко мне в доверие. Я ее ненавижу, надеюсь, что она скоро сдохнет…
Красные огоньки фар утонули в сыром тумане. Выехав на зальцбургскую дорогу, машина пропала в серой пелене.
Дождь стучал по окну, шумел за бархатом задернутых гардин. Тяжело, удушливо пахло цветами. По персидскому ковру разлетелись лепестки роз. В плетеных корзинах алели гвоздики и махровые астры.
Генрик не курил при Адели. Он сидел за рабочим столом своего номера, затягиваясь американской сигаретой, аккуратно умножая цифры в блокноте. Тупица кинул взгляд на часы:
– Почти полночь. Пусть поспит, она устала, на концерте… – их с десяток раз вызывали на бис. Завтра Генрик играл с филармоническим оркестром:
– Адель завтра отдохнет, потом концерт с оперными ариями и мы улетаем в Израиль… – Шмуэль отказался от номера в отеле «Захер». Юноша вздохнул:
– Мне сейчас надо быть рядом с папой, Тупица. Он пока не оправился, а новости из дома приходят неутешительные. Он волнуется, за Иосифа… – радио грозило скорой войной, на Синайском полуострове:
– Восстание в Венгрии обречено на провал, – понял Генрик, – западу интересен только Суэцкий канал, путь к ближневосточной нефти… – ближневосточная нефть принесла Генрику недурной ангажемент. В антракте концерта, оперная администрация устроила небольшой прием, с шампанским, для патронов. Генрика познакомили со швейцарским дельцом, занимающимся, как он выразился, посредническими услугами:
– У меня много клиентов, с Ближнего Востока, любителей музыки… – объяснил швейцарец, – на вилле я устраиваю частные суаре. Вы начнете гастролировать только в следующем году, но я хотел бы встать в очередь… – банкир улыбнулся, – даже если я окажусь в самом конце… – Генрик снабдил его телефоном своего израильского агента:
– Надо заводить европейского представителя, – он откинулся на спинку кресла:
– Счет в Coutts & Co у меня есть, мне исполнилось восемнадцать, я совершеннолетний человек. Я, в конце концов, женат… – благотворительные концерты не оплачивались, но за выступление с оркестром филармонии Генрику достался отличный гонорар. Он повертел чек, из местного банка:
– Я могу обналичить деньги… – рука задрожала, – в городе, наверняка, есть казино… – в ушах застрекотала рулетка, затрещали карты. В глаза ударило сияние ламп над зеленым сукном игорного стола. Тупица оборвал себя:
– Я обещал, что больше такого никогда не случится. Адель поверила мне, нельзя ее разочаровывать… – он решил, что в Лондоне, первым делом пригласит в ресторан мистера Тоби Аллена:
– То есть вторым, – поправил себя юноша, – первым делом отобедаем по-семейному, с тетей Кларой и дядей Джованни, с Паулем, Аароном и Лаурой. К тому времени все узнают о нашем браке… – в его расписании значился и будущий концерт в Осло:
– Адель обрадовалась, мы увидим Инге и Сабину… – отогнав мысли о рулетке, он твердо повторил:
– Никаких игорных клубов, никаких баров. Только обед, где я предложу ему стать моим европейским агентом. Он знает французский и немецкий языки, это очень на руку. Он даже говорит по-испански… – мистер Аллен упомянул, что до войны много путешествовал. Взяв стопку гостиничной бумаги, Генрик набросал черновик контракта:
– Жалко, что дяди Максима здесь нет, – он погрыз паркер, с золотым пером, – ничего, мой тель-авивский юрист все приведет в порядок… – после концерта они с Аделью поужинали в номере. Тупица, невзначай, посматривал на усталое лицо жены:
– У меня тоже такие глаза после удачных выступлений. Она утомилась, с перестрелками, с побегом из Будапешта, не надо ее тревожить… – Генрику и самому ничего не хотелось:
– Не во время тяжелой работы… – он отпил остывшего кофе, – словно в армии, сейчас не до девушек. Хотя Иосиф, наверное, и на египетской границе ухитряется о них не забывать… – по просьбе дяди Авраама тетя Марта и герцог связались с Тель-Авивом:
– Если Иосифа найдут, – обещала тетя Марта, – его привезут в Кирьят Анавим. Но он может быть на миссии, за пределами Израиля… – взрослые, как о них думал Генрик, на концерт не пришли:
– Дядя Меир и Шмуэль обосновались в госпитале, а у его светлости и тети Марты много работы… – Генрик надеялся, что змея понесет наказание: