Вельяминовы. За горизонт. Книга 1

– У него светлая голова… – Теодор-Генрих, аккуратно, гладил накрахмаленный воротничок, – он заявляет, что будущее за электроникой и кибернетикой, о которой рассказывает Ник… – Питер собирался развить производство бытовой техники:

– Мы начнем строить компьютеры, – говорил мальчик, – а Николаса я найму начальником научного отдела, когда он станет Нобелевским лауреатом… – будущий глава компании и будущий Нобелевский лауреат спокойно спали. Стрелка на часах едва перевалила пять утра:

– Правильно я вчера сделал, что разогнал всех по постелям, не дожидаясь полуночи, – Теодор-Генрих зевнул, – в их возрасте надо спать не меньше десяти часов… – он давно привык подниматься в пять:

– Мама тоже так делает, – он прислушался, – голова свежая, по ней никто не скачет… – подросток улыбнулся, – можно многое успеть… – Шелти свернулся в клубочек на ковре, уткнув нос в лапы:

– Погуляем с тобой, – пообещал Теодор-Генрих, вешая очередную рубашку на плечики, – приготовлю завтрак и погуляем… – днем собаку выводили слуги из резиденции его светлости. Их семья тоже могла бы завести домашний персонал:

– Мама, все равно, не носит в особняк секретных материалов… – встряхнув следующую рубашку, он отпил кофе, – но у нее есть личные папки, в кабинете. Не след, чтобы в материалы совал нос, кто попало… – Теодор-Генрих знал, что мать и отчим занимаются поисками беглых нацистов, но думать об этом ему совсем не хотелось. Он хорошо помнил Патагонию:

– Мама говорила, что он мог выжить… – подросток никогда не называл дядю по имени, – если это так, то мама его отыщет и убьет… – перед глазами встало спокойное, красивое лицо. Засверкали прохладные, голубые глаза:

– Он убил папу, дедушку и тетю Эмму. Он фанатик, он должен закончить эшафотом, если он на свободе… – Теодор-Генрих надеялся, что дядя, все-таки, погиб. Чтобы отвлечься, он полистал учебник высшей математики:

– Я не Инге, конечно, но с математикой у меня все хорошо… – с отъездом Густи Теодор-Генрих стал заниматься расходными книгами семейства:

– Даже без маминых папок, слуг надо содержать, а мы много тратим. Усадьба в Мейденхеде дорого стоит, на нас пятерых уходят немалые деньги… – юный Ворон и Ник учились по правительственным стипендиям, за остальных мальчиков надо было платить:

– Густи, наверняка, покупает только яйца, кофе, сигареты и молоко, – ухмыльнулся юноша, – обедает она на работе, а ужинает у нас. Развлечения ей оплачивают поклонники… – он поднял бровь, – раньше я думал, что в Кембридже встречу кого-нибудь, но свидания, кажется, придется отложить… – все лондонские кузины были девчонками, а с родней на континенте Теодор-Генрих только дружил:

– Есть еще Ева, но, во-первых, она меня на голову выше, а во-вторых, она свой парень, что называется… – когда дядя Меир привозил семью в Европу, Ева гоняла с мальчишками в футбол, и выходила с ними в море, в Саутенде:

– На континенте Маргарита и Хана. Маргарита меня старше. Она, наверняка, обручилась с Джо, просто они никому не говорят. Хана еврейка, она, как и Аарон, собирается пожить в Израиле. Она хочет играть в тамошнем театре…

Теодор-Генрих учился в англиканской школе, но к воскресной мессе ходил в лютеранскую церковь святого Георга, в Уайтчепеле. Служба в храме шла на немецком языке:

– Я преуспеваю в немецком, – он, наконец, закончил с рубашками, – в школе мне все прочат дипломатическую карьеру. Я отлично знаю немецкий, французский, русский… – он вздохнул, – а мама и дядя Максим ожидают, что я пойду на экономический факультет, как папа… – у матери не осталось семейных фотографий:

– Все погибло, и даже довоенных снимков не найти, – понял подросток, – в Германии папу и дедушку считают нацистами, пособниками Гитлера… – он знал об участии отца и деда в заговоре против фюрера, но, как выражался его светлость, время для увековечения памяти героев, пока не пришло:

– Еще придет, – подросток развешивал рубашки в гардеробе, красного дерева, – но, с другой стороны, так даже лучше. Рабе и Рабе, без приставки, фамилия распространенная… – с матерью и отчимом планами он пока не делился:

– У них много забот, – напомнил себе юноша, – завтра они летят в Балморал, с наследным герцогом и Полиной… – дети его светлости проводили в Шотландии рождественские каникулы:

– Мама много раз видела королеву, – Теодор-Генрих задумался, – но дядя Максим с ней еще не встречался. Потом он отправляется в деловую поездку, наверное, на континент… – часы пробили половину шестого утра. Шелти встрепенулся, юноша услышал шум лифта. Заскрипели половицы в коридоре. В дверь, тихонько, постучали:

– Милый, ты поднялся… – выглянув наружу, подросток вдохнул аромат жасмина. Мягкие, бронзовые пряди выбивались из аккуратного узла волос, лицо матери было усталым:

– Я помогу… – юноша, бережно, снял с нее пальто, – идите с дядей Максимом спать, пожалуйста… – мать коротко улыбнулась:

– Он, кажется, прямо в гардеробной задремал, на диване. Надо вам завтрак приготовить… – Теодор-Генрих поцеловал ее в теплый лоб. Он был лишь немногим выше матери: