Вельяминовы. За горизонт. Книга 1

– Они никогда, ничего не узнают, – обещала себе девушка, – как не узнают они и о нацистах… – в ее парижской сумочке, страусовой кожи, лежал простой конверт. Записку Адель обнаружила в корзине увядших роз, полученной от вахтера артистического подъезда, в Ковент-Гарден:

– Студент какой-то, – пренебрежительно сказал мистер Томас, отставной морской пехотинец, – то есть, я его не видел. Корзину оставили утром, до открытия театра, на мостовой… – вахтер привык к роскошным, тепличным фиалкам и орхидеям.

Щелкнул замок сумочки, Адель вытянула чековую книжку. Пальцы натолкнулись на конверт:

– Нельзя никому, ничего говорить, нельзя ставить семью под угрозу. Но я узнаю, кто он такой, обещаю… – она узнала почерк в записке:

– Не Вахид, – ее мутило, – другой, почти мой ровесник… – передав доктору чек, Адель поинтересовалась:

– Могу я сделать телефонный звонок… – хорошенькая медсестра препроводила ее в комнату отдыха, как выразилась девушка. По стенам развесили фото, со счастливыми семьями. Адель отвела глаза от снимка темноволосой малышки, в кружевном платьице. Девочку сфотографировали рядом с большой куклой. Медсестра принесла ей чашку черного кофе. Адель сглотнула, чувствуя кислый привкус в горле:

– Дантист удивляется, почему у меня повреждена эмаль, на зубах. Все из-за рвоты. Надо взять себя в руки, прекратить это… – несколько раз в месяц, выбирая дни гастролей или сольных концертов Генрика, Адель привозила из Fortnum and Mason бумажные пакеты с провизией. Она чавкала кремовыми пирожными, съедала круглый, покрытый глазурью торт, отправляла в рот полные ложки дульче де лече:

– Потом я все убираю, выбрасываю… – она сжала зубы, – мне противно даже смотреть на себя в зеркало… – тошнота захлестнула ее, она почувствовала коленями мозаичную плитку, в блистающей чистотой ванной:

– Я все съедаю и бегу в туалет… – рука задрожала, Адель набрала телефонный номер, – но все певицы так делают… – в трубке ей ответили с акцентом кокни:

– Дешевый пансион, – поняла Адель, – он всегда останавливается в каких-то трущобах… – она вежливо попросила соединить ее с номером пять:

– Привет, малышка, – сказал знакомый голос, по-немецки, – я знал, что ты позвонишь. Как насчет встречи… – он усмехнулся, – Вахид передает поздравления, с Рождеством… – Адель не двигалась, по щеке поползла слеза:

– Да, – выдавила она из себя, – да, хорошо.

Фридрих Краузе остался доволен предрождественским визитом в Лондон.

Он неспешно шел по Брук-стрит, развернув новый, с ореховой ручкой зонтик, купленный в магазине для джентльменов, на Джермин-стрит. В лавке услышали его континентальный акцент, однако предупредительный продавец и глазом не моргнул. Он помог уважаемому сэру, как он называл Фридриха, выбрать отличный саквояж, из коньячного цвета кожи, с медными заклепками, зонтик и портмоне. В новый багаж легли кашемировые свитера, набор для бритья, отделанный слоновой костью, флакон туалетной воды, от Floris of London:

– Здесь ко всем относятся одинаково, – подумал Фридрих, – клиент есть клиент. Не то, что проклятые лягушатники, швыряющие тебе в лицо меню, и делающие вид, что не понимают твоего французского… – адвокат Краузе неплохо владел французским языком.

В Британию он ехал с остановкой в Париже. Феникс, через местного посредника, оформлял продажу нескольких холстов, работы импрессионистов. Фридрих обеспечивал юридическое сопровождение сделки. Закончив с делами, побродив по Лувру, он зашел пообедать, в милый ресторан, неподалеку от Люксембургского сада:

– Aux Charpentiers», – вспомнил Фридрих, – его рекомендовал патрон… – адвокат Штрайбль, с семейством, часто навещал Париж. Фридриха обслуживал пожилой, по виду на седьмом десятке лет, официант:

– То есть отец владельца заведения, но это я понял только потом… – приняв заказ, старик пробурчал что-то нелестное. Он скрылся, шаркая, за служебной дверью. До Фридриха донесся успокаивающий голос:

– Папа, парню нет и тридцати. Он был ребенком, во время войны… – пожилой человек отозвался:

– Все равно, Анри, боши есть боши. Ты сам их взрывал, в Сопротивлении, а теперь надо их обслуживать… – луковый суп и утиную печенку Фридрих получил от того самого, бывшего бойца Сопротивления. Лицо ресторатора оставалось бесстрастным, однако Фридриху хватило неприязненного выражения, в его глазах:

– В лондонских заведениях все очень вежливы… – он рассматривал табличку, на небольшом особняке, с террасой, – лягушатники от меня не получили ни сантима чаевых, а здесь я был щедр… – с сэром Освальдом Мосли, Фридриху, тем не менее, пообедать не удалось. Он только выпил чаю, в небольшой квартирке бывшего главы британских фашистов:

– Меня знают в городе, – скрипуче сказал старик, – некоторые, как бы это сказать, старые знакомцы, не погнушаются публичным скандалом… – прочитав в The Times восторженную статью о ресторане «Закусочная Скиннера», Фридрих, было, собрался пригласить туда Мосли. Сэр Освальд покачал головой: