– Насчет Моллер, дело Феникса, пусть он решает. Теперь малышка нам больше не нужна, но можно ее навестить и поразвлечься. Она напугана, она не посмеет отказать… – он подумал о сладком сопрано Магдалены:
– Она скоро лишится матери. Она подросток, но все равно ей будет тяжело. Теперь я знаю, где она поет, отыскать ее не составит труда… – Фридрих улыбнулся:
– Она сирота, я сирота, я всегда смогу ее поддержать. Я стану для нее опорой, единственным мужчиной в жизни. И сейчас понятно, что она станет звездой сцены. Такая жена мне и нужна… – в дверь постучали. Он сварливо отозвался:
– Третий час ночи, уважаемый господин. Идите, проспитесь, вы ошиблись номером… – дверь загремела сильнее. Фридрих уловил знакомый голос:
– Герр Краузе, откройте, это герр Циммерман… – плащ американца испачкала грязь, он тяжело дышал. Прислонившись к косяку, он пошарил по карманам:
– Я бежал. Такси вокруг не нашлось, а я не знаю, где полиция. Вот пачка, я ее не потерял… – Циммерман бросил в рот сигарету. Фридрих заметил его сильные, рабочие руки:
– Он не всегда был адвокатом, не всегда носил костюм. О войне он не распространялся, но он мог служить в американской армии… – герр Леон глубоко затянулся дымом:
– Только что убили Бандеру, – коротко сказал он.
Под белокаменными арками вокзала Мюнхен-Пассинг шумела утренняя толпа. Жители пригорода стояли в очереди к деревянным окошечкам касс, толкались у газетных лотков, увешанных свежими выпусками Süddeutsche Zeitung:
– Беспорядки в Бельгийском Конго. Русский спутник впервые передал фотографии обратной стороны Луны…
От киосков пахло пережженным кофе, жареными сосисками, румяными, с крупными кристалликами соли, претцелями. Автобусы высаживали на площади все новых горожан, с портфелями под мышкой, в расстегнутых плащах, с кое-как намотанными шарфами. Люди еще откровенно зевали. Рядом с кирпичными стенами восстановленного после войны станционного здания раскладывался маленький рынок. Домохозяйки с кошелками и корзинками приценялись к деревенским колбасам, к свежей картошке, к яйцам, пересыпанным опилками. Из решетчатых ящиков выглядывали красные бока яблок.
По соседству с рынком, в привокзальном кафе, устроилась пара молодых людей, по виду студентов. Младший, светловолосый, со шрамом на щеке, носил провощенную, потрепанную куртку и полосатый шарф. Он бросил на стул туго набитый брезентовый рюкзак. Из кармана куртки торчал томик Сартра на французском языке: «Questions de méthode». Темноволосый, плотно сложенный юноша, на вид старше приятеля, принес к столу кофе и два претцеля. Усевшись, он понизил голос:
– Значит, ты понял. Отсюда едешь в Аугсбург, пересаживаешься на пригородный поезд, добираешься до побережья Северного моря. Такой путь медленней, но безопасней… – Саша устало кивнул. Прошлой ночью они с товарищем Леманом не сомкнули глаз:
– Акция прошла отлично, – юноша жевал крендель, – но, откуда ни возьмись, появился очкарик… – в спешно написанном отчете для Москвы, незнакомец назывался именно так. Отчет пришлось составлять в номере дешевого пансиона, напротив обросшего лесами, ремонтируемого главного вокзала Мюнхена. Оставаться на безопасной квартире было невозможно. Доведя Бандеру до подъезда его дома, Саша нырнул в парадную напротив. Из окна скромной гостиной была отлично видна освещенная лестница в особняке Бандеры:
– Все шло по плану, но потом я заметил Очкарика и растерялся. Но я успел сделать фотографии… – Саша не мог спуститься вниз, не мог применить оружие. Такая инициатива противоречила бы первоначальному плану операции, а он не имел права менять что-то в ходе событий:
– У меня и не было при себе оружия, – понял он, – я Александр Шпинне, студент, историк. Зачем мне пистолет? Я везде ходил с биноклем и камерой… – оружие имелось только у товарища Лемана, стрелявшего в Бандеру. На безопасной квартире лежали пистолеты, но Саша не мог рисковать пальбой на тихой улочке. У него оставалось неприятное ощущение, что именно он привел за собой Очкарика:
– Он пристроился ко мне на Максимилиан-плац, но двигался очень аккуратно, я его ни разу не заметил. Он несомненно человек с военным опытом… – Очкарика почти пристрелил товарищ Леман, столкнувшись с ним на лестнице дома Бандеры:
– Я спускался вниз, – объяснил Леман, когда они, покинув квартиру, шли к вокзалу, – но американец попытался меня остановить. Он знал, что ты следил за Бандерой. Он пришел его подстраховать… – Саша покраснел:
– Я его не видел. Надо было мне быть более внимательным… – вытерев губы салфеткой, Леман закурил:
– Никто тебя не винит, Скорпион, это твоя первая акция. Главное, что Бандера мертв. Одним недобитком и врагом советской власти меньше… – Саша залпом допил кофе:
– Почему ты думаешь, что он американец… – Леман аккуратно отсчитывал пфенниги:
– У него был акцент в немецком языке. Он приказал мне остановиться, чего я, конечно, не сделал… – Саша задумался:
– Бандера состоял на содержании ЦРУ, сомнений нет, но Очкарик навещал адвоката Штрайбля… – Леман фыркнул: