Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ)

– Не хмурься так, – шепнул он, – Лада в Мон-Сен-Мартене, французы за ней присматривают. Там Монах, мимо него и мышь не проскочит. Мишель туда приезжает почти каждую неделю… – об этом Марте сказал сам Гольдберг. Она повертела перед носом мужа книгой:

– Я вовсе не о Ладе думаю, – призналась она, – то есть не только о ней. Переправить бы Теодору-Генриху эти портреты, однако на открытку рисунки не прилепишь… – Волк поцеловал бронзовый, с едва заметной сединой, висок:

– Придумаем, как, миссис М, – пообещал он, – утро вечера мудренее. Иди ко мне, – почти жалобно попросил он, – ты вскочила ни свет ни заря, а после обеда началась охота, и мы друг друга почти не видели… – Марту окружило привычное тепло его рук:

– Он прав, – поняла женщина, – я подумаю об этом завтра. Но я обещаю, что Теодор-Генрих получит эскизы. Мы должны знать, что это за юноша. Может быть, они еще столкнутся в Берлине, или дальше на востоке… – целуя Волка, Марта бросила взгляд на роман. Соскользнувшая на пол книга лежала на выцветшем персидском ковре:

– Медовая ловушка… – подумала Марта, – но с Густи ничего такого не случится, она умная девушка. Все равно, надо ее предупредить, о возможности акции со стороны русских… – Марта закрыла глаза: «Так и сделаю, когда мы приедем в Лондон».

Эпилог

СССР, остров Возрождения, ноябрь 1959

На ореховой панели в салоне ТУ-104, входящего в особый правительственный летный отряд, повесили кумачовый лозунг: «Советские авиаторы приветствуют годовщину великой революции!». В салоне пахло дорогим табаком и свежим кофе.

Зашуршали страницы, девичий голос восторженно сказал:

– Я вам переведу, товарищ Котов. В августе американцы добились выживания первых млекопитающих, рожденных от искусственно оплодотворенной клетки. Вот… – Эйтингону под нос сунули журнал на английском языке, – фото кроликов… – кролики напоминали тысячи других лабораторных животных. Поведя сигарой, он улыбнулся:

– Светлана Алишеровна, я в курсе. Не забывайте, в Академии Наук я занимаюсь работой с молодыми учеными. Я обеспечиваю вам доступ к иностранным публикациям, я обязан знать языки… – девушка покраснела:

– Простите. Конечно, в Алма-Ате мы с вами разговаривали по-английски… – Эйтингон отпил кофе:

– В институте вам тоже пригодится язык. Место вашей будущей работы находится на передовых рубежах советской науки… – девушка горячо закивала, – мы поощряем доклады и публикации на английском языке… – на соседнем со Светланой Алишеровной кресле лежала стопка американских научных журналов.

Наум Исаакович искоса посмотрел на нежно зарумянившуюся щеку:

– У профессора Кардозо губа не дура. Двадцать четыре года, золотая медаль в школе, красный диплом в университете, и ноги от ушей… – по мнению Эйтингона, новая аспирантка профессора могла сниматься в кино. Он отогнал привычную боль в сердце:

– Оставь. Ладушки больше нет, ничто ее не вернет. Саломея поплатится за предательство, то есть поплатилась, но легче мне от этого не стало…

Шелепин прилетал на остров Возрождения отдельным рейсом из Москвы. Наум Исаакович надеялся, что ему покажут еще один фильм:

– По крайней мере, я могу на это рассчитывать, – он пыхнул сигарой, – посмотрим, понравится ли Кардозо аспирантка при личной встрече… – девушку, психиатра, профессор отобрал из короткого списка, включавшего пять человек:

– Мне нужен специалист в эмбриологии, репродукции человека, – недовольно заметил Кардозо, – но в Советском Союзе такие исследования, честно говоря, не дотягивают до западных стандартов. Везите биологов и врачей, – подытожил профессор, – я посмотрю на их личные дела… – после создания короткого списка Наум Исаакович встретился с пятеркой финалисток, как думал он об аспирантках. На остров доставили короткие записи бесед с девушками. Кардозо остановился на национальном кадре, как выражался Эйтингон:

– Не совсем национальном, мать у нее русская… – глаза у девушки были красивые, светлые, – это отец у нее казах… – анкета Светланы Алишеровны, дочери одного из первых местных ученых, сияла, как начищенный пятак:

– Отец геолог, добровольцем пошел в армию, получил Звезду Героя, погиб под Сталинградом, мать врач, кандидат наук. Она работала в нашей системе, в Степлаге… – Светлана Алишеровна выросла в Джезказгане, среди угольной пыли и лагерных бараков:

– Цветок пустыни, – усмехнулся Эйтингон, – мать ее умерла, когда она училась в университете. Плакать по ней будет некому. Но Кардозо прав, она может не только сниматься в кино, но и ходить по подиуму на конкурсах красоты. Роза в таких участвовала до войны… – Наум Исаакович вспомнил ленту с Наденькой: