Давид настаивал на безукоризненной чистоте в экспериментальной больнице. В психиатрическом крыле все равно витал едва уловимый запашок естественных выделений, как выражался профессор Кардозо. Все палаты запирались снаружи. В ходе ремонта крыло оборудовали скрытыми камерами. На пульте дежурного врача стояли экраны. Бывшую жену, правда, никто не видел:
– У нее камера отключена. Кроме товарища Котова и меня, никто не знает, что она здесь. Светлана Алишеровна узнает, – он покосился на девушку, – однако для нее Циона просто больная…
В институте привыкли к тому, что папки некоторых больных не снабжали фотографиями. Врачи понимали, что в психиатрическом отделении содержатся осужденные люди:
– Никого другого нам и не привозят, – сказал Давид аспирантке во дворе отделения, – все пациенты, по приговору суда, обязаны пройти психиатрическое лечение… – это было не совсем правдой, однако профессор Кардозо считал такие подробностями мелочами. Принудительное содержание в госпитале назначалось судом с четырнадцати лет:
– К сожалению, мы не занимаемся детской психиатрией, аномальными случаями развития, вернее, недоразвития, – заметил он, – у вас, судя по публикациям, был такой опыт… – Светлана Алишеровна кивнула:
– В прошлом году я ездила в Москву, к профессору Лурии. Я написала статью по формированию психических функций у близнецов, на материалах моей работы в алма-атинском доме ребенка. Профессор Лурия значительно усовершенствовал традиционный близнецовый метод изучения развития. Теперь мы знаем, что генетика обуславливает только соматические признаки. Остальное наследие воспитания…
Давид и сам мог многое рассказать о близнецовом методе:
– Нам не разрешают содержать здесь детей, – мимолетно пожалел он, – а на большой земле такие исследования ведутся сплошь и рядом. До войны под рукой у Лурии вообще был целый детский дом… – он погладил ухоженную бороду:
– У нас никогда не было детского отделения… – Давид немного лукавил, но закрытый полигон, в пустыне давно уничтожили, – мы работали только с подростками. Я подумаю о докладной в адрес нашего куратора. Нам привозят людей с религиозным бредом, с маниями. У некоторых из них есть дети. Обычно при аресте родителей их отдают родне, но и родня может страдать такими нарушениями…
Давид успел показать Светлане Алишеровне палату кататонички из Куйбышева:
– Удивительный случай, – заметил он, – ее лечащий врач недавно защитил диссертацию по акинетическому мутизму, на основании ее лечения. То есть меры симптоматические, наблюдается даже не нарушение сознания, а полный его распад. Раньше она страдала онейроидным бредом, однако, после перевода сюда окончательно впала в мутизм. Она четыре года здесь, но так и не изменила своего положения в кровати… – кататоничку кормили через зонд:
– Она даже глаз не закрывает, – Давид указал на экран, – приходится увлажнять роговицу автоматически… – остановившись перед палатой с цифрами «880», Давид усмехнулся:
– Если вы посещали семинар профессора Лурии, вы должны знать о его работах по психиатрической хирургии, о его концепции роли различных отделов мозга в психике человека… – в годы войны Лурия, ныне заведующий кафедрой патопсихологии в Московском Университете, возглавлял нейрохирургический госпиталь для особо тяжелых раненых:
– Лоботомию там делали направо и налево, – вспомнил Давид, – но до моей операции не додумались. Впрочем, может быть, и додумались. Лурия не только талантливый психолог, но и даровитый врач. Однако в СССР даже на войне такого бы не разрешили. В его госпитале, я имею в виду. В моем позволили бы и даже поощрили. Немцы не обрубали крылья полету научной мысли… – Светлана Алишеровна отозвалась:
– Разумеется. Мозг может быть разделен на три основных блока, которые имеют собственное строение и роль в психическом функционировании, – Давид поднял палец:
– В связи с травмой этого больного нас интересует третий блок, а именно… – девушка отчеканила:
– Программирование, регуляция и контроль за сознательной психической деятельностью, то есть лобные доли. Но, Давид Самойлович, профессор Лурия не отрицает и роли трудотерапии в лечении больных с травмами лобных долей…
Дери в отделении открывались автоматически, по сигналу с главного пульта. Дежурный нажимал кнопки только после получения соответствующего указания, с рации главного или лечащего врача. Давид взглянул на соседнюю палату:
– Потом мы навестим Циону. К тому времени товарищ Котов уйдет… – научное любопытство подталкивало его организовать встречу все еще нынешних супругов, однако Давид вздохнул:
– Только в операционной, и только под наркозом. Он ничего не сделает, он овощ, но у Ционы сознание сохранное, и от нее можно ждать неприятных сюрпризов. В конце концов, именно она сделала 880 лоботомию его собственной заточкой… – Давид не хотел рисковать будущей, экспериментальной операцией. Гроздь диагнозов бывшей жены не имела ничего общего с истинным положением вещей: