Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ)

– Орден Почетного Легиона, – вспомнила Лада, – у месье де Лу, то есть товарища де Лу, есть и партизанские награды. Его жена сражалась в Сопротивлении, сидела в концлагере… – она решила, что месье Эмиль, как представился приятель месье де Лу, получил орден после войны:

– Он врач, он здесь на конференции по борьбе с черной оспой… – Лада поняла, что лицо бельгийца ей знакомо:

– Точно, он похож на Хамфри Богарта… – перед ними появился кофейник, месье Жироль водрузил на стол серебряную конфетницу:

– Трюфели делала моя жена, – ресторатор подмигнул Ладе, – лучший шоколад в Париже. Надо было вам сразу сказать, мадемуазель, что вы знакомы с месье Маляром и месье Монахом. Их друзья, мои друзья… – владелец заведения отошел. Лада недоуменно посмотрела на Гольдберга:

– Месье Монах, это вы… – вблизи она еще больше напоминала покойную Цилу:

– Оставь, она девчонка, – сказал себе Эмиль, – но вообще русские могли ее сюда подослать. Они знают, что я здесь. В заседаниях комиссии участвует советская делегация… – Гольдберг не сомневался, что после расстрела русских танков в Венгрии, в его досье на Лубянке поставили очередную галочку:

– Стрелял Тупица, но кто станет разбираться? Марта настаивает, что Циона в Будапеште перебежала к русским, что именно она ранила Цилу. Она якобы встречалась в городе с фон Рабе… – Эмиль не очень верил, что фон Рабе выжил:

– Генрик и Адель сейчас в Швейцарии, – вспомнил он, – они дают частные концерты на вилле какого-то воротилы. Марта считает, что он может быть связан с бывшими нацистами… – за бывшими нацистами, по мнению Гольдберга, не надо было далеко ездить:

– Персонал СС сидит в Бонне, в министерствах Западной Германии. Хорошо, что у них не хватило наглости отправить на конференцию бывших эсэсовских врачей… – Гольдберг не смолчал бы, увидев в зале заседаний таких чиновников:

– Или они прислали ее сюда ради Мишеля… – он заметил, как приятель смотрит на русскую, – но откуда они знают, что Мишель был в нацистском плену после войны, что он присматривал за Янтарной Комнатой… – Мишель налил Ладе кофе:

– Именно он. Вы, мадемуазель, обедали с главой бельгийского Сопротивления, кавалером двух десятков орденов, и вообще, – Мишель повел рукой, – по сравнению с ним я рядовой партизан… – Гольдберг что-то пробормотал. Барон весело добавил:

– Месье Жироль, хозяин ресторана, служил сапером в Сопротивлении. Мы, мадемуазель, помним войну, но ценим и мирную жизнь. Думаю, вы не откажетесь побывать в настоящем парижском кабаре, на частном концерте… – Лада широко распахнула глаза:

– Но как? Наверное, вход только по приглашениям… – Мишель согласился:

– По ним. Однако я, как глава французской культуры… – Лада хихикнула, – могу организовать контрамарку… – Мишель рассмеялся:

– Я вас завтра украду, после фестивального просмотра. Лимузин на Монмартр не проедет… – барон щелкнул зажигалкой, – мы спустимся в метро… – они болтали о фильмах. Гольдберг нарочито спокойно пил кофе:

– Если ее подослали русские, она отлично играет. На войне у нас случались такие подсадные утки. Разговор с ними был короткий… – Эмиль напомнил себе:

– Война давно закончилась. Но осторожность не помешает, даже сейчас. В конце концов, Кепка пытался меня отравить именно после войны… – когда Лада вышла в дамскую комнату, он мимоходом сказал:

– Завтра нет вечернего заседания, чиновники разъезжаются на выходные. Я тоже послушаю Хану, если ты меня снабдишь контрамаркой… – Эмиль заметил, что Маляр смутился:

– Он не умеет врать, я еще на войне это понял. Девушка ему нравится… – Мишель кивнул:

– Хорошо. Встретимся у мельницы в десять вечера… – он махнул гарсону: «Счет, пожалуйста».

Французские двери балкона распахнули в теплую весеннюю ночь. Над Мулен де ла Галетт висела яркая луна, по булыжнику стучали женские каблуки. Вспыхивали огоньки сигарет, мерцали фары велосипедов. На узкие улицы Монмартра взбирались только редкие машины, вокруг стояла тишина. Светился зеленый крест над закрытой аптекой. От освещенных витрин ресторанчика доносился смех парней. Ребята шутили с возвращающимися из города девчонками. На Монмартре, в дешевых квартирках, жили продавщицы больших магазинов и секретарши, механики в гаражах и строители.

Хана рассматривала свое лицо в окруженном лампами театральном зеркале:

– Тетя Аннет здесь позировала, а Момо пела. Она показывала площадь, где выступала с концертами, кабачок, где они обедали, мастерские, где тетя работала натурщицей… – Хана не говорила ни отчиму, как она называла Мишеля, ни брату, что тоже ходит на сеансы к художникам. Многие девочки, соученицы Ханы по Консерватории, зарабатывали так на булавки:

– Но у меня достаточно денег, – она вгляделась в слегка раскосые, серо-голубые глаза, – дядя Мишель дает нам щедрое содержание, дедушка основал для нас трастовый фонд… – две недели назад, став совершеннолетней, Хана получила письмо из Лондона: