Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ)

– Падение в бездну, дядя Мишель, – зло сказала девушка, – так называется роман… – из перевода падчерицы Мишель понял, что Регина в книге в очередной раз обвиняется в работе на НКВД:

– Якобы она завербовала Наримуне в Каунасе, будучи засекреченным агентом в Прибалтике. Редкостная чушь… – Джо получил аудиенцию у его величества императора Японии, но речь о восстановлении доброго имени графа Наримуне пока не заходила:

– Джо не успокоится, пока не добьется своего, – подумал Мишель, – он упрямый, в отца. Хана такая же… – о сватовстве пасынок ничего не писал. Слушая Момо, Мишель поймал внимательный взгляд Монаха:

– Они оба хибакуси. Вряд в Японии ему или Хане удастся жениться, выйти замуж. Но Хана и не говорит о браке. Однако Джо, кажется, действительно сделает предложение Маргарите… – Мишель ожидал, что пасынок отправится в Конго вслед за невестой:

– Или они обвенчаются летом… – Гольдберг не сводил глаз с Лады, – Лауре такое не понравится, но Джо двадцать один год. Он получит диплом, женится. Нельзя всю жизнь сидеть у материнской юбки, а у нас останется Пьер… – он потерял младшего сына из вида в начале вечеринки. Изредка в толпе мелькала белокурая голова, Мишель замечал черный свитер подростка. Пьер явился на концерт в потрепанных джинсах и суконной куртке:

– И в баскетбольных кедах, – усмехнулся Мишель, – прошли времена, когда молодежь носила галстуки… – по резиденции плыл сладковатый запашок травки:

– Пьер разумный парень, – успокоил себя Мишель, – он знает, что я правительственный чиновник. Его не сфотографируют с косяком… – до начала концерта молодые художники устроили, как выражался Ив Кляйн, перформанс. Найдя отца, Пьер зачарованно сказал:

– Ты должен на это посмотреть. Девушки катаются по вымазанному краской холсту под кубинские мелодии… – Мишель хмыкнул:

– Позволь мне остаться старым ретроградом, мой милый… – рядом с Ладой он не чувствовал возраста:

– Словно я скинул двадцать лет, – весело подумал Мишель, – словно я опять в кабаре на Елисейских полях… – Момо тоже не отрывала от него взгляда. Темные глаза блестели:

– Мы встретимся в вечности, в синеве бесконечности… – голос Пиаф оборвался, она покачнулась. Хана, вскочив из-за рояля, поддержала певицу. Зал взорвался криками:

– Момо, на бис, на бис… – она устало покачала головой, опираясь на руку Ханы. Падчерица и Момо исчезли в коридоре, Мишель наклонился к Ладе:

– Вас водили на Пер-Лашез, к Стене Коммунаров… – девушка растерянно отозвалась:

– Нет, товарищ де Лу… – Мишель почувствовал себя неловко под пристальным взглядом Гольдберга:

– Он боится, что Лада здесь с заданием. Ерунда, по ней видно, что она актриса, а не агент… – достав записную книжку, Мишель сверился с завтрашним расписанием:

– До обеда есть время. Рядом с кладбищем много дешевых пансионов… – он отогнал эти мысли:

– Нельзя. Я покажу ей исторические могилы, посидим в бистро… – он улыбнулся:

– Неподалеку от Стены мой семейный склеп. Я заберу вас утром из отеля, если хотите. Устрою вам экскурсию… – Лада обрадованно кивнула: «С удовольствием, товарищ де Лу».

Ветер носил лепесток розы по белому мрамору склепа. На кладбище было по-утреннему тихо, гравий дорожки шуршал под ногами. Мишель поправил алую ленту на венке гвоздик, рядом с высеченной надписью: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». В Международный Женский День социалисты и коммунисты оставляли цветы на могиле покойного Волка, Максимилиана де Лу. Светлая прядь выбилась из-под шляпы Лады, девушка шевелила губами:

– Мэтью Бенджамин-Вулф. Господь, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас. Жанна Кроу, в девичестве, де Лу. Теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше. Джон Холланд, граф Хантингтон, герцог Экзетер и его сын, младенец Джордж. Будь верен до смерти и я дам тебе венец жизни. Мишель де Лу, генерал Лобо. Dulce et decorum est pro patria mori… – месье де Лу указал на латинские буквы:

– Мой прапрадед был сподвижником Наполеона. Он сражался с генералом Боливаром, в Южной Америке. Он погиб в Венесуэле, его расстреляли испанцы, колонизаторы, как тогда говорили. Выходит, что революция у меня в крови. Он был сыном Робеспьера, – Мишель подмигнул девушке, – по семейной легенде… – Лада ахнула:

– Не может быть. Это все ваша родня, – девушка помолчала, – я читала о Волке в детской книжке, о революционерах. Он участвовал в покушении на царя Александра Второго, его убила охранка… – в белокурых волосах месье де Лу сверкала почти незаметная седина. Он развел руками:

– Именно так. Но Волк мой двоюродный прадед. Моего прямого предка, его брата-близнеца, расстреляли у нашего склепа во время восстания Парижской Коммуны. Он был врачом, помогал раненым… – над надписями в память о тете Жанне и Тео, первой жене Теодора, выбили православный крест. Над именем покойной Аннет переливался золотом щит Давида:

– Меня тоже здесь похоронят, – подумал Мишель, – и меня, и Лауру… – вспомнив о жене, он почувствовал, что краснеет:

– Я ничего ей не говорил о фестивале. Впрочем, Лаура и не интересуется моей работой…