Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ)

– Мы его как следует допросили, расстреляли и кинули в заброшенную шахту… – Эмиль взглянул на ворота кладбища, – туда я не пойду. Если мадемуазель Лада не подсадная утка, Мишель не обрадуется моему появлению… – Эмиль понял, что ему неприятно думать о таком. Обосновавшись за стойкой тесного кафе по соседству, он отвел глаза от ободранной вывески пансиона напротив:

– Комнаты на ночь и почасово, душ на этаже… – Гольдберг хмыкнул:

– Сюда он ее не поведет. Мишель, в конце концов, аристократ. В Париже достаточно хороших отелей. Но он известный человек, государственный чиновник. В дорогой гостинице его могут узнать… – Эмиль помешал черный кофе, – а еще русские могут оборудовать номер в таком пансионе жучками и фотоаппаратами. В «Риц» они вряд ли осмелятся соваться, а здесь им бояться нечего. Мадемуазель Лада разыграет страсть, они начнут шантажировать Мишеля определенными фото. Схема старая, ничего неожиданного… – Эмиль поскреб седоватый висок:

– Но откуда они знают, что Мишель был в руках нацистов? Если только кто-то из миссии попался к ним в руки и заговорил… – вытащив из чашки ложечку, Гольдберг запретил себе думать о таком:

– Я уверен, что они бы все молчали. Я всегда говорил, что нельзя обвинять людей, выдавших товарищей под пытками. Я сам не был в тюрьме, я не имею права рассуждать о таком. Но они, все трое, изрядно помотались по местам, не столь отдаленным, как говорят русские…

За размышлениями об исходе миссии он едва не пропустил отъехавший от ворот лимузин. Захромав к обочине, он помахал. Шины заскрипели, ситроен резко остановился. Маляр отвернул окно, лицо барона было хмурым:

– Подстраховать меня явился, – утвердительно сказал он, – наверняка с пистолетом. Садись, подвезу тебя в центр, мне надо в министерство… – в машине пахло ландышем, на сиденье Гольдберг заметил светлый волос, однако о мадемуазель Ладе Маляр ничего не упоминал. Высадив Эмиля у Лувра, он помолчал:

– У тебя в воскресенье тоже нет вечерних заседаний… – Гольдберг кивнул. Мишель кинул в рот сигарету:

– У меня показ очередного советского фильма, надо представить ленту, прием в Библиотеке Мазарини, речь и фото для газет… – он взглянул на часы, – к полуночи я у тебя появлюсь… – Маляр приехал на рю Мобийон с бумажным пакетом из гастрономии Фошона:

– Запасы вина здесь хорошие, – сообщил он, стоя в передней, – спасибо Теодору. Даже русская водка есть, американский виски… – Гольдберг принял у него провизию:

– Мог бы не затрудняться, мадам Дарю снабжает меня яйцами и хлебом… – Мишель угрюмо отозвался:

– Значит, у нас будет яичница с фуа-гра и копченым лососем. Посидим по-холостяцки… – несмотря на почти наступивший рабочий понедельник и утреннее заседание, ожидавшее Гольдберга, они начали именно с водки. Прикончив первую бутылку, Мишель подцепил вилкой пробку на второй:

– Столичная Экспортная, – прочел он, по складам, – русские буквы я помню. Делегация СССР… – он махнул вилкой в сторону рю Гренель, – тоже явилась сюда с икрой и водкой… – об актрисе речь не заходила. Гольдберг ничего не спрашивал:

– Захочет он, сам расскажет. Но я по лицу его вижу, что ничего не вышло… – Эмиль почувствовал странное облегчение. Разлив водку, слегка покачиваясь, Мишель поднялся:

– Цила здесь похожа на Кэтрин Хепберн… – он указал на фото в резной рамке, – вас в Льеже, что ли, сняли? Это не Мон-Сен-Мартен… – Цила, в летнем платье, с легкомысленной сумочкой, прислонилась к кованым перилам:

– Я тебя и не видел таким, – добавил Мишель, – ты вроде даже улыбаешься… – карточку сделала Тиква, летом пятьдесят третьего года:

– Я ей купил кодак, перед каникулами, она все вокруг щелкала. Мы с Цилой стоим у входа в пансион… – Гольдберг отозвался:

– Брюгге. Наш медовый месяц, немного запоздавший… – сердце кольнуло болью:

– Тогда Цила мне сказала, что ждет ребенка. Получилось двое, опять девочки. Словно замена, Аннет и Надин. Но Цилу не заменить, как не заменить было Розу… – Мишель залпом выпил водку:

– Пью я, слава Богу, по-русски, как положено, – он подцепил кусок остывшей яичницы, – меня Теодор учил, студентом. Она… – неожиданно сказал Мишель, – она любит другого, Монах. Она хорошая девушка, зря ты забеспокоился. Хорошая девушка, которой я совсем не нужен… – он хотел сказать что-то еще. Помотав головой, Маляр нашел на столе сигареты. Щелкнула зажигалка, Гольдберг потрепал его по плечу:

– Может быть, оно и к лучшему, Маляр. Наливай, я поставлю картошку на огонь. Поедим, как в военные времена, вареная картошка и фуа-гра… – на кухне вспыхнула горелка. Гольдберг посмотрел на свое отражение в темном окне:

– Любит другого. Придумали себе что-то, старые дураки, и поделом нам… – протерев пенсне рукавом рубашки, он взялся за корзину с овощами.

Швейцария

Хрустящий снег брызнул из-под лыж. Ловко развернувшись, сдвинув на лоб солнечные очки, Адель помахала сидящим на террасе. Балкон выдержанной сосны опирался на колонны серого гранита. Шале опоясали блестящими в полуденном солнце окнами. К личному склону для катания вела широкая лестница.