Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ)

– Абсолютно. У него полный распад личности, отсутствуют признаки разумного мышления. Очень интересный случай синдрома лобных долей мозга, мы обязаны продемонстрировать его коллегам. Ознакомьтесь с его папкой, – он выдал комитетчику еще одну историю болезни, – где все подробно описано… – фотографиями папки не снабжали:

– Впрочем, ее бы сейчас и родной муж не узнал, то есть он и так не узнает… – ситуация казалась Давиду забавной, – жаль, что ее увозят. Впрочем, как говорится, скатертью дорога… – он не любил натыкаться на результаты неудачных опытов:

– У немцев с этим дело обстояло проще, – профессор поднялся, – наши ошибки умерщвляли без лишних задержек. Неполноценные люди ярмо на шее общества, а в СССР приходится их кормить до смерти… – 880 мог прожить еще три десятка лет:

– Он физически здоров, никаких жалоб нет. Ладно, пусть мычит и раскачивается, диссертация Светланы не последняя… – Давид взял с вешалки ослепительно белый халат:

– Желаете присутствовать на операции… – он кивнул на папку, – товарищ уполномоченный… – визитер испугался:

– Что вы, что вы! Я посижу, почитаю материалы. Вы ученый, вам и карты в руки… – Давид улыбнулся:

– Именно так. Вам принесут кофе, абрикосы, виноград. Отдыхайте, товарищ… – мягко закрыв дверь, он пошел в операционное крыло.

Операция была рутинной. В госпитале Аушвица ее поручали студентам, будущим медикам, попавшим в лагерь, согласившимся сотрудничать с нацистами:

– Я даже устраивал семинары с коллегами… – Давид тщательно мыл руки, – некоторые ребята показывали проблески таланта. Впрочем, большинство не пережило войны… – он внимательно читал западные научные журналы, пролистывал обычную прессу. Профессор Кардозо следил за судьбами нацистских докторов и бывших сослуживцев по лагерному госпиталю. Стругхольда, по заданию которого он занимался опытами с барокамерой, не отдали под суд.

Он подставил ладони под поток горячего воздуха из сушилки

– Американцы его выкупили на корню. Он возглавляет программу космической медицины в НАСА, публикует статьи под своим именем… – Давид сомневался, что Стругхольда призовут к ответу:

– Америка не позволит его тронуть. Он слишком ценен для страны, как я ценен для СССР… – за серию исследований перед полетом Гагарина Давид получил орден Ленина. На острове Возрождения оборудовали экспериментальный полигон:

– Похожую лабораторию нацисты держали в Пенемюнде… – он помнил разговоры немецких медиков, – Стругхольд изучал поведение организма на экстремальных высотах… – такими опытами занимались и в его институте:

– Но теперь речь идет не об орбите, а о более дальнем полете… – комитетчик привез из Москвы соответствующие распоряжения, – наверное, СССР хочет отправить человека на Луну…

Успех подобного предприятия навсегда бы поставил точку в космической гонке. Давид подозревал, что глава советской программы, Королев, не интересуется, каким путем инженерам достаются медицинские данные:

– Он бывший зэка, приученный не задавать вопросов… – Давид не стал узнавать у комитетчика, куда переводят номерную заключенную. Ее имя давно исчезло из папок. На летучках, с легкой руки Давида, ее называли Герцогиней:

– Коллеги понятия не имеют, что она действительно герцогиня, – улыбнулся профессор Кардозо, – все считают, что кличка появилась из-за романа Фейхтвангера…

Лицо Герцогини сильно изменилось. На месте глаз виднелись аккуратные шрамы. Хирурги забрали ее роговицы для пересадки летчику-испытателю, потерявшему зрение после нештатной ситуации с пожаром в самолете:

– Трансплантация прошла отлично, – Давид помнил сообщение из Москвы, – он полностью восстановил зрение, мы получили благодарность…

Он курил последнюю перед операцией сигарету, держа «Мальборо» золингеновским пинцетом. Институт оборудовали новейшими, западными инструментами и приборами, но Давил любил хирургические приспособления времен своей юности:

– Немецкое качество не подводит, – он глубоко затянулся, – в Аушвице мы тоже пользовались такими пинцетами… – о его начальниках в лагерном госпитале Давид сведений не нашел. Он не ожидал, что Менгеле или Шуман будут печататься:

– Они давно сделали пластические операции, – на Герцогине тоже испытывали новые техники подтяжки лица, – и растворились где-нибудь в южноамериканских джунглях… – в журналах он изредка встречал фамилии еврейских коллег по лагерному госпиталю:

– Не все бросили скальпель после войны, – усмехнулся Давид, – они сделали вид, что нацисты принудили их работать под угрозой смерти… – Давид не ходил на селекции, но понимал, что среди людей в прибывающих эшелонах встречались и другие врачи:

– Как проклятый упрямец Гольдберг. Он бы сдох в газовой камере или во вшивом бараке, но не согласился бы на усиленный паек, коньяк и девочек, в обмен на операции на заключенных. Надеюсь, что я его больше никогда не увижу… – к неудовольствию Давида, Гольдберг процветал. Доктор даже тискал статейки о своем провинциальном опыте: