Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ)

– Но это не мое дело, – напомнила себе доктор Мендес, – Давид прав, западные силы зла не дремлют. Завидуя победному шествию нашей страны по дороге к коммунизму, они засылают к нам эмиссаров с разведывательными целями. Мы ученые, но мы выполняем оборонные заказы особой важности. Нам всегда надо быть начеку… – так всегда говорил на политинформациях для коллектива профессор Мендес. На партийные собрания Светлане Алишеровне пока хода не было. Девушка по возрасту еще не покинула комсомол, однако она не думала о тридцатилетней разнице с мужем:

– Лучше Давида все равно никого не может быть… – она покраснела, – жаль только, что он не хочет детей… – муж с карандашом объяснил ей, почему отказался от стремления продолжить род:

– Планета перенаселена… – профессор быстро набрасывал цифры, – природные ресурсы истощаются. Нельзя сажать на шею Земли очередного нахлебника… – муж утверждал, что у него никогда не было детей:

– До войны я не встретил любимую женщину, – он разводил руками, – а с Саломеей Александровной мы прожили недолго. И потом, я всегда придерживался данной точки зрения… – он упер в бумагу паркер с золотым пером. Светлана Алишеровна надеялась, что муж еще передумает:

– Он так трогательно возится с малышами, – вздохнула девушка, – играет для них Деда Мороза, раздает подарки на елке. Но нельзя быть навязчивой, Давид этого не терпит… – она считала себя обязанной во всем помогать мужу. Отказавшись от муки, сахара и молока, девушка готовила здоровые сладости из сухофруктов и овсяных отрубей:

– Давид считает, что диета первобытных людей самая естественная, – Светлана Алишеровна задумалась, – доказано, что целиакия вызывается пшеницей и вообще глютеном. Может быть, изменение рациона повлияет и на самочувствие тяжелых больных с распадом личности… – девушка сделала соответствующую пометку в блокноте. Она хотела перевести на новый стол прежде всего 880:

– Займемся этим после возвращения из Новосибирска, – решила Светлана Алишеровна, – его психика разрушена, личность не сохранилась, но неизвестно, как он воспримет перелет и незнакомое место… – в случае 880 новая еда означала всего лишь отказ от овсянки:

– Он получает картофельное пюре, кукурузную кашу… – вспомнила Светлана Алишеровна, – он ест не руками, как другие. Он хлебает из миски, стоя на четвереньках…

880 напоминал ей отслуживших свое коней. Казахи заботились о старых лошадях. Девочкой Светлана Алишеровна навещала родню погибшего на войне отца, жившую в степном колхозе. Она помнила слезящиеся глаза коней, седоватый налет на гриве, осторожные движения:

– После операции 880 впал в состояние животного, он теперь не опасен, – улыбнулась девушка, – он все время проводит на полу… – агрессия у заключенного исчезла. Монотонно раскачиваясь, он что-то мычал. В единственном, прозрачно-голубом глазу, Светлана Алишеровна не видела никаких проблесков сознания:

– Было бы интересно заглянуть в его мозг, – она захлопнула блокнот, – лобные доли прижились, но никакого влияния на его излечение не оказали… – как перенесла операцию вторая шпионка, Светлана Алишеровна не знала и знать не хотела:

– Но такой техники пока не придумали. Да и не на что смотреть, у него не мозг, а хлопья… – медсестра с пластырем отступила, доктор кивнула: «Очень хорошо». На красочном плакате ребята и девушки, со студенческими портфелями, свертками чертежей, папками художников, шагали под кумачовым транспарантом: «Вперед, к победе коммунизма».

Светлана Алишеровна бросила взгляд в сторону койки с устроенной рядом капельницей. Игла блестела в бледном сгибе локтя пациентки. Зонд ей вынули, девушку кормили два раза в день, утром и вечером. Хрупкие, костлявые пальцы, казалось, навсегда застыли, скрючившись, удерживая что-то:

– Икону у нее давно забрали, – вспомнила доктор Мендес, – она религиозная фанатичка, впала в кататонию на почве помешательства. Жаль, она молодая девушка, как на плакате. Она могла учиться, работать, но предпочла дурман невежества… – тонкие губы пациентки зашевелились, веки дрогнули. Она смотрела на стену с плакатом:

– Я говорила, что визуальные стимулы привлекают их внимание и была права, – обрадовалась Светлана Алишеровна, – она поняла, что обстановка поменялась… – в центре плаката доктор заметила юную, коротко стриженую, рыженькую девушку со связкой чертежей. Кататоничка уставилась на нее, врач наклонилась над койкой:

– Милая, что вы шепчете? Скажите громче, я вас не слышу… – Светлана Алишеровна всегда была ласкова с пациентами:

– Советская психиатрия не карает, а лечит, – замечала она, – осужденные преступники все равно больные люди… – ей показалось, что застывшие пальцы задвигались:

– Те, кто живы, мертвы, – прошелестела кататоничка, – пусть помнит, иначе и она умрет. Те, кто мертвы, живы… – ледяные пальцы коснулись запястья врача, – ты тоже мертва… – разогнувшись, Светлана Алишеровна велела медсестре:

– Пойдемте. Очередной бред, не стоит обращать на него внимания.

Профессор Мендес придирчиво осмотрел салон военного самолета, подготовленного для транспортировки 880 в Новосибирск.