Величайшее тайдзюцу (СИ)

Наруто стоял на коленях в воде, в отчаянии обхватив голову. Он подвёл их, подвёл их всех. И не знал, что делать дальше.

— Уничтожь их. Сделай больно тем, кто причинил боль тебе. Выпусти меня, и мы убьём тех, из-за кого ты страдал.

— Курама… — Наруто поднял глаза и посмотрел во тьму клетки.

Кьюби не стал беситься и рычать, как делал каждый раз, когда Наруто называл его имя.

— Времени нет! Разорви её!

Наруто распахнул куртку и посмотрел на свою печать. Спираль завертелась, налилась чернотой, превращаясь в дыру в пространстве. Из неё полилась смолистая жижа, расплываясь пятном порчи по воде печати и окрашивая её в чернильно-чёрный цвет.

Узумаки кивнул. Он встал, медленно подошёл к вратам, взлетел в воздух и протянул руку к бумажке с краткой надписью «печать».

Чья-то рука, тёплая и живая, удержала его за запястье.

— Опять ты! — прорычал Кьюби.

Наруто стремительно обернулся и уставился на того, кто посмел вмешаться. Небесно голубые глаза, солнечные белокурые волосы, непокорно торчащие во все стороны, протектор Конохи во лбу. Наруто принял бы его за своего теневого клона, если бы не белый плащ на плечах и черты лица, такие знакомые, такие близкие. Те самые, которые он видел каждый день на скале Хокаге.

— Йондайме, — прошептал Наруто. Рядом с ним был отец, тот человек, про которого он так много слышал и читал, на которого так хотел равняться.

— Да, это я. Печать была разработана, чтобы при высвобождении восьмого хвоста я появился в твоём сознании.

Что? Восьмой хвост? Человек, который ценой своей жизни защитил деревню, который отважно вышел против бушующего биджу, человек, встретиться с которым Наруто мечтал всю жизнь… Увидав своего сына он говорит о какой-то печати? Тот ли это Минато Намиказе, которого полюбила такая замечательная женщина, как мама, Кушина Узумаки? Тот ли Минато Намиказе, который, как она говорила, так любил его, так в него верил, что доверил самое важное — защиту деревни, и удержание Кьюби? Наруто ощутил, как переполняющие его ненависть и отчаяние смываются чистым пламенем ярости.

— Мне никогда хотелось бы, чтобы до этого дошло дело, — продолжал Минато, — как и видеть тебя вновь, Кьюби. Но теперь я вновь увиделся со своим повзрослевшим сыном.

Наруто кипел, он чувствовал, как ещё чуть-чуть и из его ушей повалит пар, поэтому почти не обращал внимания на рассказ Минато и его пререкания с Курамой. Отец рассказывал, как он следил за событиями из печати, как наблюдал за Наруто, как гордится своим сыном. Он рассказывал о человеке в маске, члене Акацуки, которого, как Наруто знал, зовут Тоби и который обладает Шаринганом и очень странной техникой нематериальности. Но Наруто было не до того. Наконец, отец, заметив состояние Наруто, улыбнулся.

— Мне скоро пора, моя чакра скоро закончится. Я восстановлю печать снова, но это в последний раз.

Минато протянул руку к печати, и Наруто прорвало. Он ухватил отца за руку и отшвырнул прочь. В месте падения взметнулся водопад воды, и Наруто, подскочив к отцу, ухватил того за горло и, подняв над собой, прижал к прутьям решётки.

— Шестнадцать лет, — прорычал он, — Шестнадцать лет ты наблюдал, смотрел на трудности, с которыми я сталкивался каждый день! Появился ли ты, когда никто в деревне не хотел со мной играть? Пришёл ли, когда мне нужна была хоть толика внимания? Был ли со мной, когда я трижды проваливал экзамены? Поддержал ли меня, когда погиб человек, кто был мне дедушкой во всём, кроме крови? Я всегда был здесь! А где был ты?

Наруто сжал пальцы и поднял отца ещё выше, краем глаза увидав, как Курама положил голову на лапы и с удовольствием прислушивается к диалогу.

— Нет, ты решил появиться тогда, когда помочь уже невозможно! Если я выпустил восемь хвостов, значит ситуация дошла до грани, и твои отеческие объятия уж точно не нужны!

— А он прав!

— Курама, не до тебя! — огрызнулся Наруто. — Деревня разрушена! Мама снова мертва! Все, кто был мне дорог, кого я любил, ради кого отдал бы свою жизнь, не раздумывая… Они погибли, погибли, потому что меня не было рядом, потому что я был слаб! И теперь приходишь ты, приходишь, когда уже не нужен, и лишь для того, чтобы сжечь последнюю чакру и сделать то, что теперь не имеет ни малейшего значения!

— Если… я не восстановлю… — прохрипел Минато, — то Кьюби… вырвется!

— И что же случится? Он разрушит развалины? Убьёт и так мёртвых? Уничтожит превращённое пыль? Плевать!

— Убьёт моего сына, — тихо прошептал Минато.

Наруто почувствовал, как злость уходит, словно воздух из спущенного воздушного шара, выплёскивается, словно вода на первых тренировках Разенгана. Он увидел в глазах отца только понимание, любовь и бесконечную усталость. Рука Наруто разжалась и Минато, скользнув по решётке, опустился в холодную воду. Но Наруто не дал ему упасть, он бухнулся на колени рядом и крепко обнял отца.

— Ты не будешь восстанавливать печать, — наконец тихо сказал Узумаки. — Ты воспользуешься каждой крупицей чакры, каждым отпущенным мгновением, чтобы быть рядом со мной. Ты задолжал мне, задолжал подарков за шестнадцать дней рождения! Курама!