Величайшее тайдзюцу (СИ)

Наруто протянул руку и сдёрнул вязанную шапочку с головы девушки, явив миру прекрасные волосы лучшего в мире цвета и красивое лицо с чуть покрасневшими щеками. После того, как обрушился удар, одной из этих щёк предстояло покраснеть ещё больше.

А ещё через несколько минут с разведки вернулись клоны, ведя за руки двух куноичи с такими же отпечатками ладоней на лицах. Одна из них, хрупкая девушка с мятно-зелёными волосами и в лёгком белом платье, пребывала в глубокой задумчивости, а вторая, с густыми чёрными волосами, одетая в длинное кимоно, судоржно сжимала в руках сломанный кото.

*

Наруто не стеснялся признать, что Анко-сенсей его реально пугает. Ещё перед началом второго этапа, он решил, что у неё не все дома. Потом был инцидент, когда Наруто съел её данго — тогда на месте милой улыбчивой девушки возникла свирепая фурия, очень метко метающая палочки из-под этого самого данго. Но теперь её поведение не влазило ни в какие рамки. Она начинала странно и пухающе хихикать, потирать ключицу, посде чего хватать Наруто и крепко прижимать к своей полной груди. Наруто никогда не был против объятий — знака привязанности и теплоты, но это было слишком близко к извращениям. Наруто не хотел стать таким, как Джирайя-сенсей, поэтому то, что происходящее ему очень нравилось, заставлял нервничать сильнее обычного. Так же ни капли не успокаивала привычка Анко-сенсей о чём-то шептаться с Таюйей-чан — слишком часто они при этом бросали на Наруто странные взгляды и не менее странно хихикали.

Джирайю-сенсея они нашли в одном из баров близлежащего городка. Если бы не Сасаме-чан, сообщившая, что это заведение клана Фума, Наруто подумал бы, что сенсей вновь занят извращениями. Несмотря на то, что Джирайя-сенсей прояснил, что саке для антуража, а грудастая блондинка в откровенном платье — одна из родственниц главы клана Ханзаки, Наруто всё равно не верил его словами. Быстро порасспрашивав окружающих, Наруто выяснил, что сенсей (в который раз) попался на приманку в виде фигуристой красотки, но попытавшиеся его ограбить члены клана заглотили добычу, оказавшуюся не по зубам, и теперь Ханзаки и Джирайя действительно разговаривали о будущем.

Несмотря на то, что положение клана было незавидным, что некоторые отчаявшиеся члены готовы были уйти к Орочимару, Ханзаки-сан не принял предложения присоединиться к Конохе. Наруто считал это глупостью, ведь Коноха — самая крутая Скрытая Деревня, а значит следует пользоваться любой возможностью стать её частью. Впрочем, отказа тоже не прозвучало, Ханзаки пообещал подумать, поэтому, вернув им мятежных членов, Команда Анко отправилась к следующей цели.

Убежища Орочимару удивляли множеством вещей. Не только невероятной бесчеловечной жестокостью Змеиного Саннина, не только количеством скрытых подземелий (размеры варьировались от скромных пары комнат, до исполинских катакомб). Больше всего Наруто изумляли интерьеры. Стены каждого подземелья покрывала резьба в виде бесконечного узора, состоящего из завитков и спиралей. Это наверняка было результатом либо действия какого-то дзюцу, либо труда бесчисленных пленников, но Наруто больше всего нравилась идея, что Орочимару вырезал все эти завитки собственноручно, в припадке одержимости очередной идеей. Мысленная картина, в которой Орочимару сжимает языком большое зубило и лупит по нему с помощью киянки, привязанной к руке, парализованной последним дзюцу дедули Хирузена, вызывала у него приступы веселья. Для того, чтобы не портить себе настроение, Наруто даже не стал спрашивать Таюю-чан, которая уж точно знала, как всё обстоит на самом деле.

В одном из подземелий они умудрились всё-таки успеть вовремя и подловить врага в процессе спешной эвакуации. Противниками Команды Анко оказалась знакомая Наруто троица шиноби. И, несмотря на то, что Наруто знал, что Кабуто-семпай оказался предателем, вид протектора Звука у него на лице причинял душевную боль.

— Вот мы и снова встретились, Наруто-кун, — блеснул очками предатель. — А Таюйю-сан я увидеть не ожидал. Давно следовало её прикончить.

— Кабуто-сан, но почему? Почему вы предали Коноху?

— У меня были веские причины, но сейчас не время и не место для их разъяснения.