По окончании войны 1812 года набережные Петербурга заполонили молодые люди в мундирах. Началось оживление салонной жизни, множилось число светских развлечений. Победители выставляли напоказ награды и демонстрировали показную смелость. Не успевшим понюхать пороху юношам хотелось доказать: им не занимать храбрости в сравнении с обладателями эполет. Все отчаянно принялись заигрывать с чужими женами во время балов, спускать состояния за игорными столами, легкомысленно вызывать и беспечно принимать вызовы на дуэль.
Как известно, суеверие в особенности отличает забубенных охотников за приключениями. Прежде чем вступить в игру с последними деньгами, объявить решительное признание надменной красавице, ехать стреляться, эти ловцы удачи наведывались к гадалкам. И волею судьбы в кругу, образованном молодыми офицерами, повесами и бретерами, чрезвычайная популярность досталась именно Александре Кирхгоф.
Как только ее ни величали: старуха, тетка, даже ведьма. «Ведьма знает, ведьма не соврет», — нередко говаривал о ней Пушкин. Однако следует помнить, что так уничижительно называли гадалку по большей части молодые люди, которые и тридцатилетних женщин почитают пожилыми дамами. Для петербургских повес она была Александр Македонский — вероятно, забавным прозвищем они наделили Александру Филипповну оттого, что родителя знаменитого завоевателя тоже звали Филипп. Между тем, несмотря на то что по-всякому подшучивали над фрау, они заглядывали к ней регулярно. Должно быть, ею были успешно предсказаны исходы нескольких дуэлей или карточных игр. Так или иначе, салон госпожи Кирхгоф посещали чаще других подобных мест в Санкт-Петербурге.
И все же никогда бы не сохранила история память о простой гадалке, никогда бы не получили широкую известность ее прорицания, не приди к ней в один из дней 1818 года Александр Сергеевич Пушкин с веселой компанией. Об этом посещении и услышанном предсказании он впоследствии часто рассказывал друзьям и знакомым, особенно когда заходил разговор об его наклонности к суеверию и о приметах. Так в 1833 году в Казани об этом случае услышала от него писательница Александра Андреевна Фукс, которая и привела его в своих воспоминаниях о поэте. Александр Сергеевич поведал ей следующее:
«Быть таким суеверным заставил меня один случай. Раз пошел я с Н. В. В. [Никита Всеволожский] ходить по Невскому проспекту, и из проказ зашли к кофейной гадальщице. Мы просили ее нам погадать и, не говоря о прошедшем, сказать будущее. «Вы, — сказала она мне, — на этих днях встретитесь с вашим давнишним знакомым, который вам будет предлагать хорошее по службе место; потом, в скором времени, получите через письмо неожиданные деньги; третие, я должна вам сказать, что вы кончите вашу жизнь неестественной смертию»… Без сомнения я забыл в тот же день и о гадании и о гадальщице. Но спустя недели две после этого предсказания, и опять на Невском проспекте, я действительно встретился с моим давнишним приятелем, который служил в Варшаве при великом князе Константине Павловиче и перешел служить в Петербург; он мне предлагал и советовал занять его место в Варшаве, уверяя меня, что Цесаревич этого желает. Вот первый раз после гаданья, когда я вспомнил о гадальщице. Чрез несколько дней после встречи с знакомым я в самом деле получил с почты письмо с деньгами; и мог ли я ожидать их? Эти деньги прислал мой лицейский товарищ, с которым мы, бывши еще учениками, играли в карты, и я его обыграл: он, получа после умершего отца наследство, прислал мне долг, которого я не только не ожидал, но и забыл об нем. Теперь надобно сбыться третьему предсказанию, и я в этом совершенно уверен».
Третье предсказание — это слова гадалки: «Может быть, ты проживешь долго; но на 37-м году жизни берегись белого человека, белой лошади или белой головы». Между прочим, согласно свидетельству Льва Сергеевича Пушкина, поэту была предсказана Кирхгофшей еще и роковая женитьба.
Александр Сергеевич слегка лукавил, связывая свою наклонность к суеверию с быстрым исполнением пророчества фрау Кирхгоф. Мистической настроенностью он отличался с юных лет. Причем не просто верил в приметы, а бывал болезненно суеверным. Поэт нередко посещал гадалок, с живым интересом внимал их прорицаниям и впоследствии искал соответствия. Мы знаем (это документально подтверждено), что Пушкин почти слепо верил в защитную силу оберегов, амулетов, талисманов и камней. Достаточно вспомнить историю его перстня, талисмана, в магической силе которого он не сомневался и которому посвятил одноименное стихотворение.
Между тем многие сны поэта и отмечаемые им приметы оказывались вещими. Взять хотя бы несостоявшуюся поездку Пушкина из Михайловского в Петербург в 1825 году. Вот что, со слов поэта, рассказывал об этом случае Сергей Соболевский: