«Известие о кончине императора Александра Павловича и о происходивших вследствие оной колебаниях по вопросу о престолонаследии дошло до Михайловского около 10 декабря. Пушкину давно хотелось увидаться с его петербургскими приятелями. Рассчитывая, что при таких важных обстоятельствах не обратят строгого внимания на его непослушание, он решился отправиться туда; но как быть? В гостинице остановиться нельзя — потребуют паспорта; у великосветских друзей тоже опасно — огласится тайный приезд ссыльного. Он положил заехать сперва на квартиру к Рылееву, который вел жизнь не светскую, и от него запастись сведениями. Итак, Пушкин приказывает готовить повозку, а слуге собираться с ним в Питер; сам же едет проститься с тригорскими соседками. Но вот, на пути в Тригорское, заяц перебегает через дорогу; на возвратном пути из Тригорского в Михайловское — еще заяц! Пушкин в досаде приезжает домой; ему докладывают, что слуга, назначенный с ним ехать, заболел вдруг белою горячкой. Распоряжение поручается другому. Наконец повозка заложена, трогаются от подъезда. Глядь — в воротах встречается священник, который шел проститься с отъезжающим барином. Всех этих встреч — не под силу суеверному Пушкину; он возвращается от ворот домой и остается у себя в деревне. „А вот каковы бы были последствия моей поездки, — прибавлял Пушкин. — Я рассчитывал приехать в Петербург поздно вечером, чтоб не огласился слишком скоро мой приезд, и, следовательно, попал бы к Рылееву прямо на совещание 13 декабря. Меня приняли бы с восторгом; вероятно, я <…> попал бы с прочими на Сенатскую площадь и не сидел бы теперь с вами, мои милые!“»
Ночью перед днем, когда казнили декабристов, Пушкин видел во сне пять выпавших зубов.
Тем временем Петербург полнился слухами про сбывшиеся роковые предсказания госпожи Кирхгоф. Из уст в уста передавалась нашумевшая история, связанная с военным генерал-губернатором Санкт-Петербурга Михаилом Андреевичем Милорадовичем, блистательным офицером и отважным воином, участником более полусотни кровопролитных сражений, в ходе которых он ни разу не был ранен. По этому поводу Милорадович с улыбкой говаривал, что пуля для него еще не отлита.
И вот этому боевому генералу, которому было совершенно чуждо всякое суеверие, то ли забавы ради, то ли по причине любопытства в начале декабря 1825 года вздумалось навестить ту самую Александру Киргхоф. В этот раз она гадала на кофейной гуще, рассмотрев которую подняла от чашки немигающий, печальный взгляд и, видя перед собой искрящиеся глаза сдерживающего смех генерала, ровно, бесстрастно предсказала: по прошествии двух недель его убьют принародно. Милорадович воспринял сказанное с улыбкой. Однако 14 декабря на мятежной Сенатской площади, когда он решил в одиночку восстановить порядок и, подъехав на лошади к выстроенному в форме каре Московскому полку, основе восставших, обратился к солдатам, штатский человек смертельно ранил героя Отечественной войны 1812 года, самого могущественного военачальника России тех лет. Возможно даже, в этот момент генерал Милорадович вспомнил гадалку, чье предсказание не воспринял всерьез. Хотя вряд ли…
Заслуживающих доверия свидетельств не существует, но, по слухам, Александрой Кирхгоф была предсказана жестокая кончина также Александру Сергеевичу Грибоедову. Будучи человеком скрытным, Грибоедов на этот счет предпочитал не рассуждать. «Ведьмино» предсказание он воспринял с желчной ироничностью, про посещение же фрау в 1817 году отозвался следующим образом: «На днях ездил я к Кирхгофше гадать о том, что со мною будет. Да она такой вздор врет, хуже Загоскина комедий!» Однако слухи про это предсказание распространились по Петербургу весьма широко еще при жизни Грибоедова, ну, а после осуществления рокового прорицания в 1829 году — как известно, Грибоедов принял мучительную смерть в Тегеране от рук толпы обезумевших фанатиков — об этом только ленивый не говорил.
Возвращаясь к Пушкину, следует сказать, что причиной его тревожности вследствие приближения тридцать седьмого года своей жизни были не только пророческие слова Александры Кирхгоф, но также иные предсказания, которые менее известны. Вообще мистика присутствовала в жизни всех Пушкиных: от одних к другим ими передавались семейные предания про явления почивших представителей рода, призраков-двойников. И с этими преданиями был связан белый цвет. Матушка Александра Сергеевича, Надежда Осиповна, была преследуема таинственной «белой женщиной». Склонность к суеверию была присуща не одному поэту. Его старшую сестру Ольгу серьезно увлекали мистика, гадание, хиромантия и предсказания. Что если предсказанное гадалкой Кирхгоф так впечатлило Александра Пушкина потому, что ему уже доводилось слышать что-то похожее от Ольги?..