В двух своих последних статьях (одна была написана за год, другая — за два года до его смерти) Фрейд не внес никаких важных изменений в концепцию, как делал в предшествующие годы. В статье «Анализ конечный и бесконечный» (Analysis Terminable and Interminable) он еще энергичнее подчеркнул власть инстинкта смерти. Джеймс Стрэчи в редакторских примечаниях к этой работе писал: «Однако самый сильнодействующий и, сверх того, не поддающийся никакому возможному контролю фактор… — инстинкт смерти». В работе «Очерки психоанализа» (An Outline of Psychoanalysis) (написанной в 1938 г. и опубликованной в 1940 г.) Фрейд вновь подтвердил и систематизировал свои ранние предположения, не внеся туда по сути никаких дополнений.
Разбор положений об инстинктах
Представленное выше короткое изложение новой теории Фрейда об Эросе и инстинкте смерти не может дать полного представления о том, как радикально новая теория отличается от прежней, или о том, как Фрейд не замечал всей радикальности этих изменений и потому упорствовал во многих теоретических несообразностях и сущностных противоречиях. На следующих страницах я попробую описать значение изменений и проанализировать конфликт между старой и новой теориями.
После первой мировой войны у Фрейда появились два новых воззрения. Первое: могущество и интенсивность агрессивно-деструктивных устремлений человека не зависят от сексуальности. Правда, не вполне корректно утверждать, что это — новое воззрение. Как я уже показал, Фрейд не был окончательно убежден в существовании агрессивных импульсов, не зависящих от сексуальности. Однако такое понимание выражалось в явной форме лишь спорадически; оно никак не изменило главную гипотезу о фундаментальной противоположности сексуальных и Эго-инстинктов — даже, впоследствии, когда теория была дополнена концепцией нарциссизма. Уверенность в деструктивных устремлениях человека проявилась в теории инстинкта смерти с полной силой, деструктивность стала полюсом бытия; в сражении со вторым полюсом, Эросом, она формирует самою сущность жизни. Деструктивность стала важнейшим явлением жизни.
Второе воззрение Фрейда, отличающее новую теорию, не имеет предшественников в старой; мало того, оно полностью ей противоречит. По этому воззрению Эрос, присутствующий в каждой клетке живой субстанции, имеет своей целью унификацию и интеграцию всех клеток, а затем и служение цивилизации, объединение малых групп в единое человечество. Фрейд открывает внесексуальную любовь. Он называет инстинкт жизни также и «инстинктом любви»; любовь идентифицируется с жизнью и взрастанием; она — в сражении с инстинктом смерти — определяет человеческое бытие. В прежней теории Фрейда человек выглядел изолированной системой, ведомой двумя побуждениями: стремлением выжить (Эго-инстинкт) и стремлением получить удовольствие, сняв напряжения, порожденные химическими процессами в организме, и локализованные в эрогенных зонах, одной из которых являются гениталии. Человек представляется прежде всего изолированным; в отношения с представителями противоположного пола он вступает, чтобы удовлетворить свое стремление к удовольствию. Взаимоотношения между полами представляются чем-то вроде людских контактов на рыночной площади. Каждый заинтересован только в удовлетворении собственных нужд и исключительно ради этого вступает в отношения с теми, кто предлагает желаемое и желает того, что он может предложить сам.
В теории Эроса все это выглядит совершенно по-иному. Человек теперь не рассматривается как нечто изначально изолированное и эгоистическое, как Fhomme machine; он прежде всего связан с другими людьми — к единению с которыми его побуждают жизненные инстинкты. Жизнь, любовь и взрастание едины и неделимы, они коренятся глубже и более фундаментальны, чем сексуальность и «удовольствие».
Перемена в воззрениях Фрейда ясно видна в его новой оценке библейской заповеди «Возлюби ближнего своего как самого себя». В письме А. Эйнштейну «Почему война?» говорится:
«Все, что устанавливает эмоциональные связи между людьми, должно противостоять войне. Такие связи могут быть двоякого рода. Прежде всего это отношения, подобные отношению к объекту любви — даже при отсутствии сексуальной цели. Психоанализ не нуждается в том, чтобы стыдиться, говоря о любви, — ведь религия говорит то же самое: „Возлюби ближнего своего как самого себя“. Только это легко предписать, но трудно исполнить. Другого рода эмоциональная связь возникает через идентификацию. Все, что представляет собой для людей общезначимый интерес, возбуждает подобную общность чувств, идентификацию. На этом в значительной мере покоится здание человеческого общества»[10]
.Эти строки были написаны тем самым человеком, который тремя годами раньше завершил комментарий к той же библейской заповеди вопросом: «Каков смысл в наставлении, провозглашаемом с такой торжественностью, если его нельзя рекомендовать к употреблению как разумное?».