Великая аграрная реформа. От рабства до НЭПа

Ведь с чего началась коллективизация? Вовсе не с того, что коров сгоняли на общий двор. Еще в 20-е годы советская власть лаской, таской и всеми доступными методами заставляла ученых выводить новые сорта, пихала агрономическую науку вперед — это был приоритет приоритетов. И Трофим Денисович Лысенко не аппаратными интригами стал большим человеком и академиком, а потому, что вывел кучу новых сортов для нашего климата, чтобы к началу коллективизации уже подогнать что-нибудь эффективное, урожайное. А в XIX веке кто этим занимался?

Ну вот, более-менее как-то все это до реформы тянулось. То есть не умирали пока, но особо и не жили. И тут грянула реформа 1861 года.

Д. Пучков: Не поздно?

Е. Прудникова: Поздно, конечно… При Петре надо было — но в правительстве-то кто сидит? Землевладельцы! У кого из министров нет пары тысяч душ? И вот так, за здорово живешь, взять да отдать бесплатную рабочую силу? Александр I, когда с ним в 1820 году заговорили о необходимости реформы, так и ответил: «Некем взять!» При Николае I больше десятка комиссий создавалось — все без толку. Но ждать уже не приходилось. Перефразируя Ленина, «низы» не только не хотели жить по-старому, но и не могли уже. Все, край пришел! Александр II открыто говорил: «Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться, пока оно само собой начнет отменяться снизу». Когда царь говорит о грядущей пугачевщине, это очень страшно. Но за пять лет, с 1855-го по 1861-й, было 474 крестьянских восстания, и то, что страна висит на волоске, было ясно всем. Ну и, чтобы уж с гарантией, для подготовки реформы царь создал комитет из крупных помещиков-крепостников.

Д. Пучков: Надо полагать, эти-то себя не обидели!

Е. Прудникова: Более чем… Их и сама история не обидела. При Иване Грозном поместными землями распоряжался царь, а теперь они оказались в собственности у помещиков. Крестьян-то из рабского состояния вывести можно, а землю для них откуда брать?

На самом деле реформа-то была глубоко правильная. У нас ее ругают за то, что она против крестьян. Конечно, она против крестьян, потому что зачем Российской империи 10 миллионов таких хозяйств, которые сами себя не кормят? Реформаторы ставили на помещиков. Землю помещичью делили примерно поровну: половину помещику, половину общине. Крестьян, конечно, еще и обнесли, но это уже местные развлечения, не правительственные. Водку с землемерами ведь не мужики пили! Далее: свою половину крестьяне должны были выкупить. То есть они по-прежнему ходили на барщину, давали оброк — все это в качестве платы за землю, пока не выкупят. Через несколько лет стало ясно, что не выкупят никогда. Тогда государство что сделало? Оно заплатило за землю помещику сразу, а крестьянам сказало: мы вам даем кредит на 49 лет и с 6 % годовых — по тем временам грабительский процент. А поскольку земля была оценена еще и раза в два выше рыночной стоимости, то получалось, что тот, кто выплачивал кредит, платил за землю в семь раз больше, чем она того стоила.

Д. Пучков: Толково, узнаю родную страну.

Е. Прудникова: Крестьяне возмутились такой «волей» страшно: в 1861 году одних восстаний случилось 1176, не считая ропота и мелких стычек. Но помещики-то получали большие поля, много денег на начало, на стартап и дешевую рабочую силу. Работай, дорогой, заводи хозяйство прогрессивное, заваливай страну зерном! Кто сумел, те более-менее какое-то хозяйство завели. Кто не сумел, свои поля и вишневые сады продали. К началу XX века треть помещичьей земли была продана крестьянам, еще где-то треть находилась под мелкими хозяйствами, до 50 десятин — это тоже почти крестьяне. Но остальное-то было под крупными хозяйствами!

Д. Пучков: То есть тогдашнее государство образца 1861 года фактически выступало за колхозы?

Е. Прудникова: Это не колхозы. Это скорее латифундии. Крупные хозяйства, которые обрабатываются наемной силой. В советской реальности к ним приближаются совхозы.

Д. Пучков: Но оно не выступало за мелкие крестьянские хозяйства, которые стремительно расцветут…

Е. Прудникова: Конечно нет! Это же смерть державе. Мелкое хозяйство в принципе не может сравниться по продуктивности с крупным — не бывает такого! Что, кстати, прекрасно поняли большевики еще в 1917 году. И знаменитые слова «Недоедим, но вывезем!» — это полная чепуха. Потому что недоедали одни, а вывозили другие. На этот счет товарищ Сталин где-то в конце 20-х годов поинтересовался: как у нас насчет товарного хлеба?

Д. Пучков: Товарный хлеб — это то, что продается?