Великая аграрная реформа. От рабства до НЭПа

Д. Пучков: Денег надо наживать как можно больше — это понятно.

Е. Прудникова: Это буржуазная психология, а буржуазии у нас тогда, в общем-то, не было. А были у нас кто? В Европе их называли рыцарями, знатью, а у знати психология совсем другая, и деньги им наживать неуместно, неприлично. Помните великую книгу нашего детства «Три мушкетера»? Можете себе представить, что д'Артаньян озаботился бы наживанием денег? Да его перестали бы уважать все окружающие с ним самим во главе.

Д. Пучков: На мой взгляд, психологический момент очень важен. Мне лично такого не понять, я бы делал не так.

Е. Прудникова: Длинные деньги, с отдачей в двадцать лет? У нас даже сейчас олигархи так не вкладывают. В девяностые годы нефтянку порасхватали — думаете, стали скважины обустраивать? Да ничего подобного, стали качать нефть и быстро продавать. В итоге через десять лет все пришло в упадок, и эти господа принялись обращаться за субсидиями: помоги, государь, дело гибнет!

Д. Пучков: Это тоже понятно: живем, как на краю вулкана, завтра все кончится, надо воровать стремительно, в четыре руки.

Е. Прудникова: В «золотой России» так же было — жить надо быстро…

Д. Пучков: Умирать молодым…

Е. Прудникова: Так они, в общем-то, при той медицине долго и не жили. Одни эпидемии чего стоят. Семнадцать детей было, пара недель — и две трети семьи как корова языком слизнула. Это не говоря об обычных болезнях. До старости мало кто доживал. В общем, помещику заниматься хозяйством не хочется, да и не по понятиям. Крестьянин? Он не может, у него нет ни денег, ни знаний, ни возможности их получить. Да и какой из раба хозяин? Сегодня он что-то делает, а завтра его продадут или обменяют на борзую собаку.

Д. Пучков: А на Запад они смотрели, как у нас любят?

Е. Прудникова: Где мужик и где Запад?

Д. Пучков: Крупный помещик?

Е. Прудникова: А они не интересовались. У них психология не та. Это же элита, аристократия, это не буржуазия какая-то паршивая, которой все интересно. И, в общем, получилось так, что сельского хозяина у нас не было. А не было сельского хозяина — не было развития сельского хозяйства. Вот я вам сейчас зачитаю хорошую фразочку, а вы угадайте, когда это писано: «Крестьяне пашут, сеют, жнут, как пахали, сеяли, жали сто лет тому назад. Паренина везде существует, треть пахотной земли ежегодно остается бесплодной, жатва вообще едва ли приносит четыре зерна вместо 15 и 20 при усовершенствованном хозяйстве; да и сии скудные зерна суть обыкновенно рожь, овес, греча, малоценные и более истощающие землю, нежели уплождающие оную». Когда это писано?

Д. Пучков: Ну, по стилю, я думаю, начало XIX века.

Е. Прудникова: В XVIII могло быть? Могло, подходит. В IX могло? Подходит. В XX могло? Подходит. 20-е годы XX века могло? Подходит. На самом деле это писал в 1833 году председатель Вольного экономического общества граф Мордвинов в письме к Николаю Первому.

Д. Пучков: Почти угадал, но я угадывал только по словам.

Е. Прудникова: Вот именно, что по словам. А по смыслу…

Д. Пучков: Мало что меняется.

Е. Прудникова: Как социально в России сделали петлю обратного времени, так и экономически тоже сделали петлю обратного времени. И наше трехполье, которое было при Иване Грозном и при Алексее Михайловиче прогрессивным, уже в начале XIX века стало безнадежно отсталым. А ведь оно являлось основным и сто лет спустя. Прогресс-то идет, на Западе удобрения применяют, травополье вводят, на Западе агрономическая наука, сортовые семена, породистый скот… А у нас? Трехполье, соха, навоз, лошадка, трехполье, соха, навоз, лошадка…

Д. Пучков: Соответственно, это не дает никаких мегаурожаев, не позволяет создать запас…

Е. Прудникова: Это не просто не дает мегаурожаев, это вообще не дает урожаев. Урожай сам-четверт — это не урожай, это слезы…

Д. Пучков: Продавать нечего, деньгам браться неоткуда, и все как было, так и есть.

Е. Прудникова: Главное, что все это абсолютно не развивается. Нет человека, нет стимула. Допустим, если бы не стали отдавать людей в рабы или государственные крестьяне, а дали бы им землю где-нибудь при Петре Первом… Петр же много чего с Запада вывез — вот и дал бы землю. Пусть бы они тройные подати с этой земли платили, лишь бы их никто не трогал. Тогда бы естественным образом, как хотел потом Столыпин, только не за десять лет, а за двести лет выделились бы сильные хозяева, слабые бы ушли в батраки и так далее. Да и помещику, который остался без рабов, поневоле пришлось бы немножко экономикой заняться и тоже вместо платьев ввозить технологии, ну или землю продавать кому-то более успешному. А у нас-то этого не было.