Заслуживает внимания и такой факт: в «Законе свободы» неоднократно подчеркивается, что дом, домашняя обстановка и предметы личного пользования являются индивидуальной собственностью семьи, нарушение неприкосновенности которой наказуемо. «Однако, — подчеркивает Уинстенли, — для каждого человека дом — его собственность, равно как и вся обстановка в нем, и продукты, которые он получил из общественных складов, — его собственность». Примечательно, что в нее включаются жена и дети. «И если кто-либо пытается отнять у него дом, обстановку, пищу, жену или детей, говоря, что все вещи общие, и, таким образом, нарушая закон, тот преступник и должен быть наказан».
Как мы убедились, в системе распределения средств к существованию между членами общества в «идеальном государстве» Уинстенли не предусматривалось никаких ограничений «потребностей». Он даже мысли не допускал, что каких-либо продуктов могло не хватать. Полное торжество коммунистического принципа «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям» — лишнее тому свидетельство. Недаром Уинстенли подчеркивает, что «комфортная жизнь», жизнь «в удовольствие» обеспечена каждому [170]
.В этом отношении «идеальное общество» Уинстенли прямо противоположно идеалу средневековых коммунистических сект — оно бесконечно далеко от их аскетического идеала равенства в бедности. Изобилие материальных благ, по мнению Уинстенли, гарантируется самим характером труда на общую пользу и улучшениями, привносившимися при этом во все искусства. Следует, однако, заметить, что отразившиеся в «Законе свободы» представления о характере человеческих потребностей были еще весьма неразвиты и ограниченны. Они сводятся к обеспечению человека «пищей, одеждой и жильем», после чего Уинстенли восклицает: «Чего же большего может человек желать в этой (земной) жизни!» В этом, разумеется, Уинстенли — сын своего века и в еще большей мере представитель плебеев,
Если судить по «Закону свободы», три «внутренние» опасности подстерегали «Истинную Республику» Уинстенли: праздность, хищение общественной собственности и нарушение запрета товарно-денежных отношений. «Если кто-либо откажется обучаться ремеслу или участвовать во время страды (сева или жатвы) в сельскохозяйственных работах и тем не менее будет питаться и одеваться за счет труда других», то он после безрезультатных частных и публичных (перед всем народом) увещаний, наказаний кнутом передается в руки распределителя работ, определяющего его на принудительный труд сроком на один год. Если этим человеком оказывается глава семьи, то после подобных же, но безрезультатных увещаний он отстраняется от «управления семьей», превращается в принудительного слугу под началом распределителя работ до тех пор, пока он не согласится добровольно участвовать в коллективном труде.
Не менее любопытен закон против торговли: «Если кто-либо побуждает другого к купле-продаже и тот не послушается и заявит (об этом) надсмотрщику, первый теряет свободу на годичный срок», второй же заслуживает публичной похвалы перед всей общиной (конгрегацией) за верность истинной республике.
Тот же, «кто называет землю своей… должен быть посажен на стул с (соответствующей) надписью на лбу перед всей конгрегацией и затем превращается в принудительного слугу сроком на год».
«Если же кто-либо вступает в заговор с целью восстановить частную собственность, присуждается к смертной казни».
Наконец, запрещалась не только торговля, но и труд по найму.