По распоряжению профессора, машины экспедиции должны были перевезти через Францию и Италию на трех больших грузовиках; нас больше ничто не задерживало, помимо расписания следующих по Каналу судов.
Мы направлялись в Рим, где профессор намеревался провести полевые испытания вездеходов в пустынном песчаном районе к северу от города. Я думаю, в те дни самым разочарованным человеком в «Соснах» был Коллинс, узнавший, что он не будет сопровождать профессора. Скарсдейл сообщил ему об этом как-то днем, за несколько суток до нашего отъезда, когда мрачный слуга помогал разбирать песочный ящик с макетом. Мы знали, что будем скучать по Коллинсу: чопорный, правильный дворецкий, всегда пытающийся соблюсти протокол пред лицом хаоса, служил для нас нескончаемым источником добродушных острот.
Но Коллинс просиял, когда Скарсдейл сказал, что ему нужен верный человек, которому можно доверить дом на время отъезда; получив обещание премии и полное главенство над большим штатом домашней прислуги, состоявшим из десяти человек, Коллинс с новой энергией вернулся к своим обязанностям.
Все прошло так, как планировал Скарсдейл. У меня не было никого или ничего, что удерживало бы меня в Англии, и я мог без особых сожалений надолго покинуть родные берега; все остальные члены экспедиции были холостяками — без сомнения, намеренно отобранными по этой причине профессором (Холден, правда, обручился незадолго до моего прибытия в «Сосны»).
Скарсдейл и Ван Дамм наблюдали за погрузкой вездеходов. Как удалось профессору избежать каких-либо упоминаний об экспедиции в национальной прессе на этой фазе операции, я так и не узнал. Мне кажется, он с самого начала дал журналистам понять, что перед походом в Арктику Большая северная экспедиция собирается провести технические испытания вездеходов в Европе; возможно, газетчики рассудили, что последние не представляли особого интереса для публики и приберегали свои репортажи для непосредственно арктического этапа. Я остался с двумя нашими спутниками в «Соснах», где мы завершили сборы и различные мелкие дела, ожидая возвращения Ван Дамма и Скарсдейла из Дувра.
Через три дня вся наша компания вылетела на гидросамолете в Италию; мы разместились в частном отеле близ Остии и, когда через день или около того прибыли наши драгоценные транспортные средства, провели испытания в песчаном районе, как и задумал Скарсдейл. Мы пробыли в Италии не более недели; если я начну вдаваться в подробности, это сильно перегрузит мой рассказ, поэтому скажу только, что результаты были весьма удовлетворительными.
Скарсдейл и Ван Дамм также были чрезвычайно довольны — настолько, что иногда забывали о своих перепалках. Наш прощальный ужин в Риме выдался таким веселым, что они даже согласились позировать для дружеской фотографии, предназначенной для одного из континентальных светских журналов. Я полагаю, что неплохо справился с задачей и провел свой вездеход вверх и вниз по дюнам с минимумом суеты и проблем. На самом деле все четыре машины показали себя очень хорошо, и в один из ветреных дней мы также опробовали резиновые лодки у берегов Остии, получив и здесь приятные результаты. Скарсдейл особенно беспокоился о коротковолновых рациях и кондиционерах, и в обоих этих случаях испытания оказались обнадеживающими.
Затем глубокой ночью вездеходы были отвезены в доки и погружены на грузовое судно, место назначения которого нам тогда было неизвестно. Мы также отплыли на этом же судне, и с этого момента перестали сообщать публике какие-либо сведения о Большой северной экспедиции 1933 года. Я все еще не могу открыть миру, куда мы отправились и где именно высадились, и пусть читатель судит, оказал ли я тем самым миру дурную услугу.
Факт остается фактом: я не стану — не смею — вдаваться в подробности, и причины выяснятся в ходе моего повествования. С приближением нашего отряда к этому проклятому краю и этим проклятым горам краски неизбежно потемнеют. Из сказанного до сих пор читатель уже может сделать вывод, что мы двинулись не на север, а на восток. И по мере нашего продвижения все веселье, солнечный свет и дружеские отношения, так радовавшие нас среди туманных холмов Суррея, казалось, постепенно испарялись, как будто их никогда и не было.
Это не означает, что мы начали испытывать враждебность друг к другу или перестали быть сплоченной командой, но по окончании нашего долгого путешествия, занявшего больше месяца, чувство напряжения, ожидание и, наконец, ощущение какой-то скрытой угрозы заменили непринужденное общение предыдущих месяцев.
Мы высадились в ужасных условиях тропической жары, наняли носильщиков и направились в глубь континента.