Великая Белая Бездна

Профессор сам наметил путь во время предыдущего путешествия и не ожидал столкнуться с какими-либо затруднениями в течение первого дня. В подземных залах и коридорах тепло и сухо, так что мы обойдемся легкой одеждой. Мы все должны были иметь при себе огнестрельное оружие, и никто не имел права покидать транспортное средство без специального разрешения от профессора как руководителя экспедиции. Все это было достаточно разумно, и все же я почувствовал легкое беспокойство, пока он произносил свою речь. Его волевое лицо выделялось в свете приборной панели командной машины. Я снова подумал о кожистых хлопках, которые, как мне показалось, дважды слышал у входа в пещеру. Я не в первый раз задавался вопросом, по каким причинам профессор взял с собой так много тяжелого оружия. Оглядев стеллажи с оборудованием и стойки со смертоносными винтовками в кабине вездехода, я подумал, что мы больше похожи на банду наемников, вторгшихся в беззащитную страну, чем на ученых в археологической экспедиции. Это чувство долго еще сохранялось у меня после начала нового этапа нашего путешествия на следующий день.

Ночью я плохо спал — проваливался в сон только для того, чтобы проснуться примерно через час с ощущением смутного беспокойства. Проснувшись в очередной раз, я глянул на подсвеченный циферблат своих часов и обнаружил, что было всего без четверти четыре утра. Внезапный скрежещущий звук потряс мои нервы; ярко-желтый свет спички Скарсдейла осветил все внутреннее пространство вездехода. С минуту он раздраженно раскуривал трубку; крепко вырезанные черты его бородатого лица напоминали изображение какого-то древнего скандинавского бога. Это было утешительное зрелище, но вскоре оно исчезло, оставив только слабый отблеск горящего табака.

Я услышал шорох одеял, когда Скарсдейл положил спичечный коробок куда-то на свою постель.

— Вы не спите, Плоурайт?

Это было утверждение, а не вопрос.

Я признался, что бодрствую.

— Вы беспокоитесь о предстоящей операции?

Слово это вырвалось у него само собой; деятельность экспедиции снова показалась мне военной авантюрой, а не строго научным предприятием.

— Только постольку, поскольку ваши истинные цели мне неясны, профессор, — сказал я. — Я полностью уверен в ваших способностях и как человека, и как ученого, если это имеет для вас какую-то ценность.

— Благодарю вас, Плоурайт, — сказал Скарсдейл. — Это правда, что я, возможно, проявил некоторую небрежность, не подготовив вас более полно к тому, что мы можем обнаружить. Беда в том, что я и сам в этом не уверен. Мои рассуждения — не более чем теории в записных книжках. Я предпочел бы оценивать их на основании реальной полевой работы.

— Я вполне понимаю, — сказал я. — Пожалуйста, не думайте, что я жалуюсь.

Я пытался подобрать правильные формулировки. Профессор ничего не сказал. Ободренный ровным и успокаивающим свечением его трубки в темноте, я продолжал:

— Должен признать, что размер этого дверного проема и несколько угрожающая надпись на камне оказали на меня определенное воздействие. Но вы не разочаруетесь во мне, если мы столкнемся с какими-либо опасностями.

— Я никогда в этом не сомневался, мой дорогой Плоурайт, — сказал профессор. — Это и была одна из главных причин, по какой я вас выбрал. Но у вас, как мне показалось, есть и другие соображения?

— Возможно, они слишком смутны, — нерешительно начал я.

— Не могли бы вы облечь их в простые слова? — не без иронии спросил профессор. Подобный иронический тон он поддерживал во время наших тренировок в Суррее.

— Может быть, это фантазии, — сказал я. — А может быть, у меня слишком разыгрывается воображение, когда речь заходит о таких местах, как это. Ваши макеты, пещеры и другие подробности, о которых вы сообщили в самом начале — вот что, главным образом, соблазнило меня присоединиться к вам. Воображение — моя сильная сторона, как вы, наверное, хорошо знаете, и оно мне определенно нужно для моей фотографической и художественной работы.

— И вы поняли, что Большая северная экспедиция даст вам достаточно художественного простора в вашей роли кинооператора и официального фотографа? — договорил он за меня.

— Что-то в этом роде, — согласился я.

Профессор долго молчал, а затем с тихим щелчком включил подсветку приборной панели; в ее голубоватом свечении вырисовалась обстановка кабины.

— Но теперь вы чувствуете, что ваше воображение может стать помехой, когда мы окажемся под землей? — продолжал Скарсдейл.

— Возможно, — сказал я. — Хотя большую часть времени мы будем находиться в вездеходах. Конечно, я и раньше бывал под землей, но дело не только в этом. В этой экспедиции есть что-то другое, и не только связанное с тем, о чем вы рассказывали, хотя и это было достаточно странным.

— Не могли бы вы привести конкретный пример? — спросил он.

Я колебался еще одно долгое мгновение. Затем я рассказал ему о звуках, которые слышал у входа в пещеру.

— А, так и вы их слышали, — резко сказал он. — Я не был уверен, что мне не почудилось. Да, было очень похоже на хлопанье крыльев, как вы говорите. Летучие мыши, вероятно.