Читаем «Великая грешница» или черница поневоле полностью

С государем встреча была короткой, но боярыне никогда не забыть его черных, жгучих глаз, кои смотрели на нее схватчивым, всевидящим взглядом, и от коего на душе стало смятенно. Запомнились слова Бориса Федоровича:

— Вручаю на твое попечение дочь свою Ксению, чадо любимое. Хочу зреть в ней не избалованную отроковицу, коей все дозволено, и не кроткую послушницу да смиренницу, а зело умную, волевую царевну, коя, ежели Господь к тому приведет, станет твердо повелевать и властвовать. Порадей, Мария Федоровна. Ни разума, ни воли тебе не занимать, ибо, как мнится мне, натурой своей в деда Ивана Берсеня-Беклемишева пошла, кой блистал умом и книжностью, постигнув не только русские, но зарубежные литературные творения. А сие зело потребно. Надеюсь, и дочь моя, с твоей помощью, станет большой разумницей. Зело надеюсь, боярыня.

Земно поклонилась княгиня Борису Федоровичу и молвила:

— Благодарствую, великий государь, за честь высокую. Приложу всё свое старание, дабы царевна Ксения набралась не токмо книжной, но и житейской мудрости.

— Бог тебе в помощь, боярыня.

Выходила из покоев государя Мария Федоровна с двойственным чувством. Одно дело — небывалый почет, другое — непомерная ответственность, коя тяжким бременем легла на ее плечи. Ох, как нелегко добиться того, что потребовал от нее государь!.. Деда Берсеня-Беклемишева вспомнил. Иван Никитич и в самом деле был когда-то одним из самых заметных людей на Москве. Это он, уже в 1490 году, был приставом при немецком после Делаторе, приехавшим в Белокаменную от императора Максимилиана, искавшего союза Иоанна Третьего против польского короля и руки его дочери. Через два года Иван Никитич сам был отправлен послом к Казимиру IV; а в 1502 году ездил для переговоров Менгли-Гирею, крымскому хану. Удачные посольские дела и здравомыслящие советы Ивана Никитича пришлись по душе Иоанну Третьему, кой питал к нему особенное расположение, простиравшееся до того, что к заступничеству Берсеня перед царем обращались даже опальные князья. Но столь высокое положение и государева любовь заменились в царствование Василия Третьего сначала недовольством и опалой царской, а затем и казнью.

Первое столкновение Берсеня с царем произошло во время Литовской войны. Иван Никитич позволил себе высказать свое суждение относительно Смоленска, идущего в разрез с царским мнением. В ответ на дерзкие прекословия, царь вспылил и гневно молвил: «Поди, смерд, прочь, не надобен ми еси!».

Еще до размолвки с царем, Иван Берсень сблизился с Максимом Греком. Оба оказались недоброхотами Василия Третьего, ибо чуть ли не открыто обличали его самодержавные замашки и призывали к прекращению нескончаемых войн. Встречаясь с московским государем, Берсень, обладая острым язвительным умом, не страшился ему перечить, за что, наконец, и поплатился. Зимой 1525 года ему отсекли голову на льду Москвы-реки, а Максима Грека заточили в монастырское узилище.

Для Марии Федоровны оставалось загадкой, почему царь Борис не стал изрекать про опалу и казнь Ивана Никитича, и все-таки сделал свой выбор на внучке Берсеня-Беклемишева. Загадочными оказались и последующие деяния Бориса Годунова…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза