«Великая грешница» или черница поневоле

Мудрено десять ртов прокормить, но Варька — щедрая душа — снеди не пожалела. Появились на столе и грибы, и моченая брусника, и гречневая каша, и горшок щей, и каравай хлеба.

— Добрая у тебя хозяйка, — кося похотливые глаза на округлую грудь Варьки, произнес Вахоня. — Вот кабы еще медовухи поставила.

— Не держим, — ответил за жену Демша. Он хоть и приветил незваных гостей, но душа к ним не лежала. Меж двор скитальцы походили на лихих людей, коих немало развелось за последние годы.

На другое утро мужики высыпали из сенного сарая. Вахоня окинул дегтярно-черными глазами двор и, увидев распахнутую дверь амбара, подмигнул мужикам и пошел к срубу, из коего раздавался стук топора.

— Аль чего ладишь, хозяин?

— Навес.

— Дело нужное. Мало ли какого скарбу можно сложить… А чего это у тебя слажено?

Демша оглянулся, и в тот же миг на его голову обрушился кистень. Удар был настолько неожидан и силен, что Демша без чувств рухнул на половицы амбара.

— Готов, детина. А теперь хозяюшку надо приголубить, хо!

Не скоро пришел в себя Демша, а когда поднялся и, шатаясь, побрел в избу, то первая мысль его была о Варьке.

Жена, вся оголенная, лежала на полу и тихо стонала. Меж ног ее чернела густая лужа крови. Она не прожила и двух дней.

Необузданная ярость охватила Демшу. Похоронив жену, он схватил топор и кинулся в лес, надеясь столкнуться с разбойной ватагой. Но ватагу как ветром сдуло…

Глава 3 НЕЖДАННЫЙ ПРИЕЗД

Мужик отмолчался, но дьяк повторил свой вопрос:

— И все-таки, как ты сюда угодил, мил человек?

— Мох понадобился. Пошел на клюквенное болото. Пальбу и гам услышал, вот и выскочил на дорогу.

Афанасий Иванович, сам роста немалого, но когда встал супротив мужика, оказался на голову ниже.

— И с чего бы вдруг за господ заступился? Да еще на целую орду выскочил.

— С лихими у меня, барин, свои счеты.

— Бывает, — неопределенно хмыкнул Афанасий Иванович, продолжая пытливо посматривать на мужика.

— Чьих будешь, мил человек?

— Княгини Пожарской. На починке ее обретаюсь.

Лицо дьяка оживилось.

— Да нам тебя сам Господь послал. Как кличут?

— Демшей.

— Не проводишь нас до имения княгини Пожарской?

— Дела у меня, барин.

— А мы тебя долго не задержим, Демша. Получишь награду — и на свой починок. Вон и конь для тебя имеется.

С той поры как умерла Варька, Демша в Мугрееве не показывался. Надо бы приказчика Худяка упредить.

— Добро, барин.

* * *

Не гадала, не ведала Мария Федоровна, что ее когда-нибудь навестит Афанасий Иванович Власьев. Влиятельный человек, ближний царев дьяк, кой в самой Боярской думе заседает, и кой когда-то помог ей получить во владение Мещевское и Серпийское поместья, что за рекой Угрой. Думный дьяк жил неподалеку от хором Пожарских, на Сретенке, и знавался с покойным супругом.

Встретила княгиня Афанасия Власьева с особым почетом, ибо не бедствовала. На ее обширном дворе: поваренная изба, житница, сушила, погреба, ледники, клети, подклети, сенницы, конюшня, баня-мыленка. Всяких запасов было вдоволь: на железных крюках в сараях — мясо, солонина, языки, на погребцах — сыры, яйца, меды, квасы, настойки вишневые, смородинные и брусничные…

Столы ломились от яств и питий, но дьяк на вино и снедь особо не налегал. Пригубит серебряную чарочку, закусит хрустящим боровым рыжиком на конопляном масле и затем надолго не прикасается к следующей чарке, ведя неторопкий разговор о детях Марии Федоровны. Та, также неторопко, обстоятельно рассказывала, как она с малых лет пестовала своих чад, и с каким рвением приучала их к наукам, хотя в голове ее крутился назойливый вопрос: зачем все это надо знать Афанасию Ивановичу?

— Радение твое к чадам, княгиня Мария Федоровна, Бог не забудет. Зрел как-то твоего сына Дмитрия. Зело в грамоте преуспел. Никак и Василий многое постиг?

— Я старалась вложить в сына не только Псалтырь и Часослов, — с достоинством ответила Мария Федоровна.

— А нельзя ли мне глянуть на Василия? Я ведь его всего единожды видел, когда тот еще в мальцах пребывал.

Княгиня звякнула в серебряный колокольчик. Вошедшему в покои слуге приказала:

— Позови княжича Василия.

Афанасий Иваныч головой крутанул.

— В доброго отрока вымахал. Скоро, никак, на государеву службу?

— Вестимо, господин. В новолетье и отправлюсь, — бойко ответил Василий.

— А скажи мне, отрок, что означает «Четьи Минеи?»

— Божественные книги, в коих ведется сказ о житиях святых.

— А в каком порядке, отрок?

— В порядке поминания их в церковном месяцеслове.

— А давно ли составлено собрание «Житий святых?»

— При великом князе Василии Третьем.

— Похвально, зело похвально, юнота.

А раскрасневшийся отрок, глянув на довольное лицо матери, продолжал удивлять:

— Чел я и книгу древнего грека Аристотеля.

— Кто такой? Не ведаю, — прикинулся Афанасий Иванович.

— Был двадцать лет учеником Платона, затем стал наставником знаменитого полководца Александра Македонского.

— Ай да отрок!

Афанасий Иванович вышел из кресла и обнял Василия за плечи.