Читаем «Великая грешница» или черница поневоле полностью

К ополчению Ляпунова примкнули князь Дмитрий Трубецкой и казачий атаман Иван Заруцкий, кои оба раньше служили самозванцам. Обоим им было выгодно очистить Москву от поляков. Заруцкий, живший с Мариной Мнишек, рассчитывал, что ему и Марине с ее сыном, «воренком Иваном Дмитриевичем», удастся захватить власть. Что же касается Трубецкого, то он надеялся в силу своей знатности стать царем. Ляпунов мешал тщеславным планам Трубецкого и Заруцкого, и он был убит казаками последнего. Многим сторонникам Ляпунова пришлось покинуть ряды ополчения.

А Смута все нарастала.

<p>Глава 19</p><p>В НОВОДЕВИЧЬЕМ МОНАСТЫРЕ</p>

В июне месяце 1610 года, после того, как поляки были изгнаны из Москвы, архимандрит Иоасаф позвал к себе келейницу Ольгу и сказал:

— Получил я доброе письмо от игуменьи Новодевичьего монастыря Алферии. Когда-то я благословил ее в Пафнутьевой обители, куда намерен снова вернуться, дабы провести остаток своих дней. Наш-то монастырь мужской, а посему просит Алферия всех келейниц, бежавших из-под ворога в нашу обитель, продолжить свою монашескую жизнь в ее монастыре. Так что, поезжай с Богом, дочь моя. Там окрепнешь, наберешься сил, да и святые московские храмы посетишь.

— Спасибо, отче, но я…

Бледные щеки Ольги покрылись легким румянцем.

— Ведаю, о чем хочешь молвить. Поразмыслил я и о князе Василии. Отпишу в грамоте Алферии, дабы позволила князю жить в Гостевой избе монастыря. Матушка игуменья не откажет.

Низехонько поклонилась инокиня Ольга пастырю.

Василий с большим удовольствием выслушал Ксению: Новодевичий монастырь рядом с Москвой, он непременно повстречается с братом и матушкой, да и с Федором Михалковым, кой отбыл с ратными людьми в стольный град.

Попрощавшись с обителью и приложившись к раке преподобного Сергия, инокиня и Василий отбыли в новый монастырь. А до этого они тепло распрощались с Демшей Суетой.

— Ты-то куда намерен податься, друже?

— Коль не откажете, пойду вкупе с вами к Москве, а затем поверну к Серебрянке. Там новую избу поставлю.

У Ксении даже слезы навернулись.

— Милый ты мой, Демша. Это же чудесно. Вот поставишь избу, мы к тебе в гости пожалуем. Правда, Василий?

— Непременно, Ксения. Может, через год-другой на богомолье к Троице пустимся, а по пути на Серебрянку заглянем…

Перед тропинкой на Серебрянку, Василий задорно глянул на Ксению.

— А что, Ксюшенька, может, к родничку сходим?

Ксения на миг закрыла глаза, тотчас вспомнила серебряный родничок и заволновалась от сладких воспоминаний.

— Сходим, Васенька.

Демша окинул взглядом заросшую высокой травой тропинку и покачал кудлатой головой.

— На подводе не проехать. Ныне вся дорога поросла мелколесьем.

— А мы дорогу ведаем, пешком прогуляемся, а ты пока подводу в леске укрой. Мы часом вернемся, Демша… Скинь свой подрясник, Ксюшенька, и пойдем.

Было тепло и солнечно. Ксения осталась в легком и простом темно-синем сарафане без всяких дорогих украшений.

Непросто стало добираться до Серебрянки. Иногда Василию приходилось вытягивать из кожаных ножен саблю и прорубаться через заросли. Когда, наконец, показалась Серебрянка, вновь выступили слезы на глазах Ксении: на месте деревянных строений, заботливо сотворенных ловкой рукой Демши, чернели пепелища. Василий успокоил:

— Не печалься, Ксюшенька. Демша такие хоромы возведет, что всему люду на загляденье. Пойдем к родничку.

А серебряный родничок продолжал жить своей извечной жизнью, ибо он был не подвластен времени. Знай, ласково журчит, знай, радует глаз своей чистой, хрустально-жемчужной водой.

— Вот так и святая Русь навсегда останется в чистоте своей, ибо никакой ворог не сможет испоганить и замутить ее своей скверной, — задумчиво молвила Ксения.

— Чудесные слова, ладушка.

Василий зачерпнул в ладони хладной, прозрачной воды и поднес ее к устам Ксении.

— Испей, ладушка. Уж сколь годов ты такой водицы не пила.

Ксения выпила и счастливо выдохнула:

— Господи, какая прелесть! Еще, еще, Васенька…

А затем они, обнявшись за плечи, прошлись по трепетной роще, полной грудью вдыхая благовонный животворящий воздух.

— А помнишь наш дуб, где мы впервые поцеловались?

— Да как же не помнить, Васенька? — зарделась Ксения. — Идем к нему.

И вновь они прижались к вековому дубу, и вновь их уста слились в пьянящем жарком поцелуе, и вновь они опустились на мягкое душистое ложе из дикотравья…

* * *

Новодевичий монастырь находился вблизи Москвы на Девичьем поле, в Хамовниках, в излучине Москвы-реки. Основал обитель в 1525 году великий князь Васили Третий, в память присоединения Смоленска, и именовалась она «обителью Пречистые Богородицы Одигитрии новым девичьим монастырем».

Инокиня Ольга была бесконечно рада обители: именно здесь приняла иночество и жила ее родная тетушка, царица Ирина Федоровна Годунова, именно отсюда Борис Федорович был призван на царство, именно в этот монастырь приезжала юная царевна со всей своей семьей на богомолье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза