Тайные соглядатаи Годунова вышли на словоохотливого холопа Воинку. Тот поведал, что князь Федор Дмитриевич Шестунов частенько наведывается к Романовым, никак чего-то оба замышляют, но чего — холоп толком не знает. Но этого Годунову было достаточно, дабы положить начало доносам. Шестунова пока оставили в покое, а Воинку выставили перед Челобитным приказом на площади и перед всем честным народом огласили его службу и раденье, объявив, что царь жалует ему поместье, и велит ему служить в детях боярских.
И что тут началось! «Это поощрение произвело страшное действие: холопы начали умышлять всякое зло над своими господами». Сговаривались по пять-шесть человек, из коих один шел доносить, другие становились послухами.
И вновь посыпались от царя деньги и поместья, еще больше расширяя круг доносчиков. Клеветали друг на друга попы, чернецы, пономари, просвирни, даже жены на мужей, дети — на отцов. Потомки Рюрика наушничали друг на друга, причем мужчины доносили царю, женщины — царице. «И в этих окаянных доносах много крови пролилось неповинной, многие от пыток померли, других казнили, иных по тюрьмам разослали — ни при одном государе таких бед никто не видел».
Подан был донос и на Романовых, чего особенно жаждал Борис Годунов. Дворовый человек боярина Александра Никитича, Вторашка Бартенев, тайно явился к дворецкому Семену Годунову и объявил, что готов исполнить царскую волю над своим господином.
Семен Годунов подумал и приказал:
— Надо набрать в мешок разных кореньев и положить их в чулан Александра Романова.
Вторашка так и сделал, а затем вновь явился во дворец и доложил, что у его господина припасено на государя отравное зелье. Годунов немедля послал окольничего Салтыкова обыскать хоромы Романова. Тот нашел мешок и доставил его на двор к патриарху Иову.
Святейший повелел кликать народ, перед коим высыпали коренья из мешка. Тотчас приказали привести всех Романовых. Но не тут-то было: бояре со двора не вышли и сказывали, что никаких кореньев и в глаза не видывали. Но обличитель неизменно толковал:
— Боярин Александр Романов, сговорившись с братьями, заготовили отравное зелье. Помышляли царя извести!
Годунов приказал взять Романовых «за пристава», но силы, собранные боярами, были столь значительны, что у стен подворья Романовых произошло настоящее сражение. В польском дневнике от 26 октября 1600 года было написано: «Этой ночью его сиятельство канцлер сам слышал, а мы из нашего двора видели, как несколько сот стрельцов вышли ночью из замка с горящими факелами, и слышали, как они открыли пальбу, что нас испугало… Дом, в котором жили Романовы был подожжен, некоторых он (Борис) убил, некоторых арестовал и забрал с собой».
Боярская свита оказала стрельцам отчаянное сопротивление. Иван Грозный в таких случаях подвергал дворню поголовному истреблению, но Борис Годунов казнил лишь ближних слуг, самих же бояр предал опале.
Федора Никитича Романова, «человека видного, красивого, ловкого, чрезвычайно любимого народом» постригли и под именем Филарета сослали в Антониев-Сийский монастырь. Жену его Аксинью Ивановну также насильственно постригли и под именем Марфы сослали в далекое Заонежье — Толвуйский погост. Александра Никитича — в Усолье-Луду, к Белому морю; Михайлу Никитича — в Пермь, в Ныробскую волость; Ивана Никитича — в Пелым; Василия Никитича — в Яренск; мужа сестры их, князя Бориса Черкасского, с детьми Федора Никитича, пятилетним Михаилом и маленькой сестрой Татьяной, с их теткой Настасьей Никитичной, с женой Александра Никитича — на Белоозеро; князя Ивана Черкасского — в Малмыж, на Вятку; князя Ивана Сицкого — в Кожеозерский монастырь; других Сицких, Шестуновых, Репниных и Карповых разослали по разным дальним городам. Но только двое из братьев Романовых, Филарет и Иван, пережили свою опалу.
Глава 26
ЦАРСКОЕ ПОВЕЛЕНИЕ
А Борис Федорович вскоре вновь сильно занемог. Лекари с ног сбились, но недуг оказался неведомым. Седмица, другая миновала, а великому государю не только не полегчало, а стало еще хуже.
Царь хмуро высказывал Богдану Бельскому, кой ведал Аптекарским приказом:
— Худо подбирают снадобья твои лекари, Богдан Яковлевич.
Бельский участвовал в изготовлении лекарств, и только он имел право подносить снадобья царю.
— У меня самые искусные лекари, великий государь.
— Не такие уж они и искусники, коль хворь мою не могут излечить. За что я им громадные деньги плачу? Недоумки!
Борис Федорович позвал к себе капитана немецкой роты Жака Маржарета.
Начальник дворцовой стражи едва узнал своего повелителя. Лицо Бориса Федоровича было настолько бледным и исхудалым, что мушкетеру показалось, что царь умирает.
— Предстоит посещение храма, ваше величество?
Годунов вымученно улыбнулся.
— Боюсь, ноги не дойдут, Маржарет.
— Шутите, ваше величество.
— Мне не до шуток, Маржарет. А позвал я тебя для того, чтобы ты изведал у иноземных купцов, кои живут в Немецкой слободе, обо всех искусных лекарях. Немешкотно отправляйся.
Мушкетер вернулся во дворец в тот же день.