Великая Испанская революция

По мнению историка Л. Гарридо, «большинство промышленных работников (среди которых преобладали женщины или неграмотные мужчины, неквалифицированные работники, которые не принимали активного участия в трудовых и социальных конфликтах, завязанных анархо-синдикалистами до гражданской войны) были едва вовлечены в перемены, происходившие во внутренней организации предприятий, или в новую иерархию трудовых отношений. Многие работники могли воспринять такую реорганизацию промышленных сообществ как обычную смену руководства, но это не означало решение их повседневных проблем, связанных с увеличением заработной платы или обеспечением уровня жизни и меньшим объемом труда. Вне всякого сомнения, экономика войны была не лучшим условием для всеобщего признания промышленной коллективизации»[452]. Если бы автор не противопоставлял эту ситуацию аграрной коллективизации (где происходило в целом примерно то же самое), то с этой характеристикой можно было бы и согласиться. Однако это вовсе не повод для скептических обобщений. Во-первых, даже у «пассива» появились возможности и стимулы «спрашивать» с лидеров за результаты работы. Во-вторых, система коллективизации позволяла вовлекать в процесс принятия решений тех, кто был готов тратить на это свое время и энергию. Именно в привлечении «актива» заключается смысл развития самоуправления на первом этапе, пока еще не начался рост культурно-творческого потенциала «пассива». И здесь даже «скептическое» исследование Л. Гарридо показывает очень неплохие результаты: «Только 9,5 % работников Ривьер С. А. вступили в комитеты управления и администрации, и 23 % приняли „активное“ участие в коллективизации»[453]. Таким образом, почти четверть работников была активно вовлечена в процесс принятия решений только на этой фабрике. Это — качественное различие с авторитарно-капиталистической системой управления, при которой принятие решений сосредоточено в руках людей, независимых от мнения работников.

Распределение и координация

Самоуправляющиеся предприятия должны были сбывать свою продукцию, самоокупаться. Они не могли рассчитывать ни на зарубежные инвестиции, ни на значительную помощь государства. Цены в Каталонии и Арагоне, а отчасти и в других регионах, контролировались НКТ, а в обмене между синдикатами деньги, как правило, не употреблялись. Благодаря существованию разветвленной сети синдикатов удалось организовать бартерный обмен между отраслями и между городом и деревней. «Они говорили, что им нужна обувь, — вспоминал Х. Доменек. — Мы обращались к влиятельному делегату НКТ по обувной промышленности и говорили: „Завтра нам понадобится 700 пар обуви“. И назавтра обувь была у нас»[454].

Однако когда прошел первый прилив энтузиазма и начались будни, неотлаженность системы распределения дала себя знать. Как менять продукцию села на продукцию города, чтобы обмен воспринимался как справедливый и селяне не считали горожан дармоедами? Какие эквиваленты могут действовать при обмене, и как быть, если поставки задерживаются? Отсутствие ясных ответов на эти вопросы вызывало конфликты. И. Эренбург рассказывает об одном из них, когда крестьяне поставили в город 5 вагонов хлеба, и теперь хотят получить в обмен обувь и одежду[455].

Несовершенство и системные недостатки прямого продуктообмена приводили к тому, что сохранялся рынок, где сельские и городские коллективы встречались как продавцы и покупатели. Рынок не вытеснил прямые поставки, но компенсировал проблемы, возникавшие в бартерном синдикалистском распределении.

По мнению участника событий А. Переса-Барро, на территории, контролируемой анархо-синдикалистами, «капитализм не был отменен, но его роль была сведена к минимуму»[456].

«Рыночный социализм», возникший в Каталонии, вызывал протесты у части актива НКТ. Так, лидеры синдиката деревообрабатывающей промышленности заявляли: «Мы согласны с коллективизацией всех отраслей, но с единой кассой, переходя к эгалитарному распределению. С чем мы не согласны, так это с тем, что будут коллективы бедные и богатые…»[457] 8 декабря 1936 г. областной пленум ФАИ выступил против «частичных коллективизаций предприятий, являющихся прямым отрицанием духа социализации», за «социализированное распределение» против спекуляции[458].

Опасаясь «возрождения капитализма», Пленум НКТ 20 апреля 1937 г. объявил кампанию против «спекулянтов»[459]. Наступая на черный рынок, анархисты боролись с конкурентами своей системы распределения.