На этот раз я решила соблюсти условности и сказала Реджи Модлингу о своем решении. В доказательство своего беспокойства по этому поводу Реджи пошел так далеко, что предложил мне черновик. К сожалению, как мог бы сказать Дэнис, «он был так слаб, что не содрал бы и кожицу с рисового пудинга». Боб Конквест к тому моменту уехал в институт Гувера в Калифорнии, так что я попросила Роберта Мосса помочь мне. Редактор раздела иностранных событий «Экономиста», эксперт по безопасности и стратегическим вопросам, один из основателей Национальной ассоциации свободы, организованной для борьбы с профсоюзами, и прирожденный автор романов-бестселлеров, Роберт оказался идеальным выбором.
Речь, которую я произнесла в понедельник 19 января в здании кенсингтонского муниципалитета, касалась тех же вопросов, что и прошлогодняя моя речь в Челси, но была сконцентрирована на вопросах обороны и содержала более резкие выражения по поводу советской угрозы. В ней лейбористское правительство обвинялось в «разрушении нашей обороноспособности в момент, когда стратегическая угроза Британии и ее союзникам со стороны экспансионистской силы была серьезнее, чем когда-либо со времен окончания последней войны».
Я указала на дисбаланс между силами НАТО и Варшавского Договора в Центральной Европе, ибо последний превосходил нас на 150 000 человек, почти 10 000 танков и 2600 самолетов. Но я подчеркнула, что западная защита не может ограничиваться одной лишь Европой: линии снабжения НАТО тоже должны быть защищены. Это означало, что мы не можем игнорировать то, что силы, поддерживаемые Советским Союзом, делают в Анголе. Если им позволить реализацию их планов там, они могут решить, что такой опыт можно повторить где-нибудь еще.
Реакция на эту речь, особенно среди серьезных изданий, была гораздо более благожелательной, чем на речь в Челси. «Дэйли Телеграф» озаглавила редакторский комментарий «Правда о России». «Таймс» признала, что «есть самоуспокоенность на Западе». Не пришлось долго ждать и советской реакции. Из советского посольства пришло письмо на имя Реджи Модлинга, и посол прибыл в Министерство внешней политики, чтобы выразить протест лично. Поток грубой брани полился из разных органов советской пропаганды. А один аппаратчик в штате «Красной звезды», газеты Красной армии, чье воображение обогнало его способность судить, придумал для меня прозвище Железная леди.
Один из способов защиты, которые свободное общество может использовать против тоталитаристской пропаганды, состоит в том, что тоталитаристы склонны видеть западное сознание как зеркальное отображение своего собственного. Они, вследствие этого, время от времени приходят к самым гротескным ошибочным суждениям. Это было одним из них. Когда Гордон Рис прочел в Национальной ассоциации прессы то, что сказала «Красная звезда», он ринулся ко мне в офис, чтобы об этом рассказать. Я немедленно поняла, что они непреднамеренно поставили меня на пьедестал как своего самого сильного европейского противника. Они никогда не оказывали мне большей услуги.
Выборы Джимми Картера в президенты Соединенных Штатов в конце 1976 г. привели в Белый дом человека, который поставил права человека на самую верхнюю строчку своих планов по внешней политике. Можно было быть уверенным, что он не совершит ошибки своего предшественника, который отказался встретиться с Солженицыным, из страха оскорбить Советский Союз. Президенту Картеру скоро предстояла проверка. В январе 1977 г. текст «Хартии 77», манифеста чешских диссидентов, был тайно привезен в Западную Германию и опубликован. Через месяц Джимми Картер лично написал профессору Андрею Сахарову, советскому ученому-атомщику и выдающемуся диссиденту. Такая смена интонаций обнадеживала.
Но вскоре меня стали волновать другие аспекты внешней политики администрации Картера. Президент Картер был страстно предан идее разоружения, что ранее продемонстрировали остановка проекта стратегического бомбардировщика Б1 и новый импульс, который он дал переговорам ОСВ2 (переговорам об ограничении стратегических вооружений), которые были начаты еще президентом Фордом. По иронии судьбы, президент Картер обнаружил, что он мог обеспечить укрепление прав человека лишь в странах, примыкавших к Западу, но не в странах, которые были враждебны и достаточно сильны, чтобы его игнорировать.
Что касается переговоров ОСВ2, они позволяли обсуждать конкретные формулировки, но действительно важным стратегическим фактом было то, что Советский Союз в последние годы вооружался гораздо быстрее, чем американцы. Любое соглашение о «сокращении вооружений» обязано было стабилизировать военное равновесие таким образом, чтобы это признать. Только мощные