Великая. История «железной» Маргарет

Когда я снова посетила США в сентябре 1977 г., администрация еще наслаждалась политическим медовым месяцем. Президент Картер привнес в Белый дом новый неформальный стиль, соответствовавший настроениям времени. Некоторые его назначения вызвали беспокойство, но это могло быть вызвано настороженностью по отношению к людям со стороны. Сайрус Вэнс, государственный секретарь, и Збигнев Бжезинский, советник по национальной безопасности, стали для Картера двумя помощниками, различие их взглядов тогда были не очевидны.

С самим Джимми Картером я встретилась в Лондоне в мае, когда он принимал участие в саммите Большой семерки. Невзирая на мое отношение к его внешней политике, он мне понравился. Во время нашей беседы в Белом доме президент желал объяснить свою недавно запущенную инициативу всестороннего ядерного моратория. Хотя он четко оперировал деталями, меня он не убедил. Я верила в необходимость надежных средств ядерного сдерживания и знала, что ядерное оружие должно испытываться, чтобы быть надежным, так что я не могла согласиться с его политикой.

Равным образом я не могла согласиться с президентом Картером, а по сути, с С. Вэнсом и Эн. Янгом, представителем США в ООН, с тем подходом, который они предлагали в решении родезийского вопроса. Американцы настаивали на разоружении сил безопасности Родезии. Американцы также играли с идеей введения санкций против Южной Африки, что мне казалось неблагоразумным, принимая во внимание, что им нужно было иметь южноафриканское правительство на своей стороне, если они собирались убедить Яна Смита пойти на компромисс. В тот раз мне не было нужды противостоять враждебным выпадам со стороны посольства, что выглядело забавным, если знать, что новый посол Питер Джей был зятем Джима Каллагена. Звучали обвинения в кумовстве, но мне П. Джей очень понравился. При его понимании монетаризма он был бы с радостью встречен в теневом кабинете.

Тем временем неопределенность американского политического курса и масштаб советских амбиций привлекали внимание к этим странам, среди которых Югославия имела особое значение. С тех пор как маршал Тито разорвал отношения со Сталиным в 1948 г., Югославия занимала изолированную, но важную позицию. А состояние самой Югославии во многом зависело от состояния здоровья Тито. Оставался открытым вопрос, попытаются ли Советы восстановить контроль в том хаосе, который, как повсеместно ожидалось, последует за его смертью. В возрасте восьмидесяти пяти лет Тито все еще контролировал события, но был слаб. Я уже давно хотела посетить Югославию, но мой визит был дважды отложен из-за того, что Тито не чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы принять меня. Однако в холодный декабрьский день 1977 г. в компании сэра Фицроя Маклина, товарища по оружию и старого друга югославского президента со времен Второй мировой войны, я прибыла в Белград.

Мы посетили Тито в его белградском доме. Он был мощной личностью, сохранившей нечто от щегольства своего пламенного партизанского прошлого, но не оставлявшей сомнения, что внутри него сталь, которая объясняла его послевоенное могущество. Мы обсудили советскую угрозу и в целом пришли к согласию. Гнетущий вопрос о его наследии поднят не был. Должно быть, Тито уже пришел к пониманию, что при всех скрупулезно разработанных конституционных мерах предосторожности это будет катастрофа.

Перед моей поездкой в Югославию Альфред Шерман попросил меня поднять в разговоре вопрос о деле Милована Джиласа, его друга и коллеги и на протяжении многих лет самого настойчивого критика внутренней политики. Джилас был в числе недавно освобожденных политических заключенных. Казалось вероятным, что он снова окажется в тюрьме. Я решила предупредить Тито. С невинным видом я сказала, что была очень рада, что Джилас был освобожден. Тито помрачнел. «Да, он освобожден, – сказал президент, – но он намерен вернуться к старым шуткам. И если он продолжит нарушать нашу конституцию, он прямиком вернется в тюрьму».

«Ну, – ответила я, – такой человек, как Джилас, причинит вам гораздо больше вреда в тюрьме, нежели на свободе».

Фицрой Маклин присоединился: «Вы знаете, она права». Тито сурово на меня посмотрел. После паузы он вернулся к обсуждению других вопросов. Насколько я знаю, Джилас остался на свободе лишь для того, чтобы страдать от преследований за свои независимые суждения при режиме сербского президента Слободана Милошевича.

На самом деле, хотя я этого тогда и не знала, начиналось развитие трех событий, которые в долгосрочной перспективе помогли остановить продвижение Советского Союза. Парадоксальным образом Советы стали слишком надменны. Тоталитаризм по природе и часто роковым для себя образом презирает противников. Советы верили, что неудачи западных политиков означали, что люди Запада смирились с поражением. Чуть больше внимательности и предусмотрительности могли бы обеспечить советским лидерам лучшие результаты. Они же, особенно во время вторжения в Афганистан в 1979 г., провоцировали реакцию Запада, которая в конечном итоге разрушила сам Советский Союз.